Эмили Джейн внезапно замолкла, тревожно вглядываясь в бледновато-золотистый отсвет одинокого огонька догорающей свечи, постепенно тонущего в резко сгущающемся мраке неотвратимо надвигающихся сумерек. Легкий ветерок, беззаботно трепетавший в густой листве деревьев, теперь стих, и последний мягкий шорох потревоженных листьев блаженно замер, растворившись в величественном безмолвии всеобщей праматери Природы, постепенно погружавшейся в свой исполинский первозданный сон…
Шарлотта приняла твердое решение во что бы то ни стало помочь сестре вернуться домой. Она справилась со своей спасительной миссией весьма успешно, и вскоре освобожденная пленница Эмили Джейн Бронте навсегда покинула Роу Хед.
К чести мисс Вулер следует добавить, что означенная особа при обсуждении со старшей мисс Бронте столь деликатного вопроса, касающегося трудностей пребывания в пансионе средней пасторской дочери, отнюдь не выказала видимой несговорчивости. Директорша, быстро оценив ситуацию, охотно отпустила Эмили, милостиво позволив Шарлотте доставить на место отчисленной из ее учебного заведения ученицы младшую барышню Бронте — кроткую смиренную Энн, которая вскоре прибыла по назначению и сразу же сделалась всеобщей любимицей.
Как ни порицала Шарлотта Эмили, пусть это и было в глубине души, как ни корила ее за невообразимое безрассудство, тем не менее — хотя старшая дочь пастора нипочем не хотела признаваться в том самой себе — постепенно и бурные чувства, стремительно обуздавшие ее сестру, и мотивы поведения последней становились ей все более и более понятными. Она уже пресытилась унылыми, однообразными занятиями с ученицами; эти скучнейшие единоборства с их неподатливыми, вялыми умами по временам казались ей бесконечными. Отчаянно истосковавшееся по новой пище воображение юной леди с неистовой быстротой отрабатывало свои ресурсы, неизменно поставляя жадному внутреннему взору своей законной владелицы и верной рабы многочисленные тайные образы, теснившиеся где-то на неосязаемой грани сознания.
Как было бы прелестно, если всемогущие Высшие Силы сподобились бы воплотить эти сладостные мечты в действительность! И как тяжко, очнувшись от своих заветных грез, всякий раз чувствовать себя добровольной пленницей, заживо схороненной в угрюмых стенах Роухедского пансиона, тогда как вокруг бушует жизнь!
Однажды на уроке английской словесности мисс Вулер поведала своим подопечным удивительную историю об исчезнувшей династии Лонгсборнов.
Эти таинственные Лонгсборны слыли одним из самых знатных родов Англии. Их обширные владения составляли несколько поместий, среди которых выделялся роскошный фамильный замок, располагавшийся почти у самого побережья сурового Северного моря.
Во время страшной бури, разразившейся на море в 1820 году, родовой замок Лонгсборнов был разрушен до основания. Он попросту сгинул с лица земли, ибо безрассудная стихия не оставила камня на камне.
Сами Лонгсборны, как утверждала мисс Вулер, слыли весьма замкнутыми и нелюдимыми господами, не посещающими традиционных светских приемов и не допускающими в свои владения никого, кто мог бы посягнуть на их личную свободу и независимость. Соседи поговаривали, будто замок Лонгсборнов наполнен привидениями и прочей нечистой силой, а сами его владельцы были сообщниками самого Дьявола и позволяли себе проводить в пределах своих угодий мощные черномагические ритуалы. По преданию людской молвы, именно одно из таких сатанинских действ и вызвало страшную бурю, сокрушившую именную собственность Лонгсборнов.
«Вот так и со мной! — отчаянно размышляла Шарлотта. — Будто бы страшные дьявольские силы довлеют надо мною и нагнетают бурю неизбывного отчаяния, способную сломить мои силы с той же непринужденной легкостью, с какой морская стихия снесла могучий замок Лонгсборнов».
Когда же черная меланхолия, неистово терзающая сознание девушки достигла своего апогея, она решилась вызвать на откровенность свою младшую сестру; задушевная беседа с Энн, по мыслям Шарлотты, должна была непременно помочь развеять мрачную пелену печали.
— Как тебе нравится в Роу Хеде, Энни? — начала она свой пристрастный допрос.
— Пожалуй, мне здесь нравится, — ответила та просто.
— А что ты скажешь о пансионе и его обычаях?
— На мой взгляд, в своих профессиональных качествах это заведение безупречно. А почему ты спрашиваешь, сестрица?
— Не важно, — Шарлотта на мгновение угрюмо потупила взор, затем ее прекрасные газельи глаза резко вскинулись на сестру; в их мягком, задумчивом выражении отчетливо угадывалась затаенная глубокая грусть и безмолвная отчаянная мольба о сочувствии. — Скажи мне, моя милая, — снова заговорила старшая дочь пастора, — не угнетали ли тебя привычный распорядок классных занятий — его унылое однообразие?
— Ничуть, — не задумываясь, ответила ее сестра. — Для меня однообразия не существует. На каждом занятии я узнаю много нового и интересного. Я чувствую, что мои познания совершенствуются с каждым днем, что мой, пока еще довольно-таки скудный, жизненный багаж постепенно пополняется — и это поистине восхитительное ощущение! Я готова на любой, пусть даже самый длительный, кропотливый труд ради столь щедрого вознаграждения своих усилий! Но что с тобой, милая сестрица? О чем твоя печаль?
— Об Эмили Джейн, — ответила Шарлотта, отчасти кривя душой, в надежде почерпнуть отрадное утешение для себя самой в возможности оправдания безрассудного поступка непутевой беглянки.
— Я думаю, не следует винить Эмили в опрометчивости, — ответила Энн. — Мы должны быть снисходительны к нашей сестре.
— Но ты ведь не побоялась возможных трудностей обучения, Энни. Ты не пренебрегла своими повседневными обязанностями.
— Это совсем другое дело! — горячо возразила Энн. — Мы с Эмили разные люди, хотя и любим друг друга всеми силами души. Я убеждена, что у нее имелись весомые основания поступить по своей воле. Что до меня, то, в любом случае, я намереваюсь во что бы то ни стало исполнить свой долг!
— Прости мою несносную назойливость, милая сестрица, но позволь спросить: как ты берешься утверждать, что тебе достанет мужества вынести все возложенные тяготы и лишения во имя примерного исполнения того, что ты называешь долгом?
— Я черпаю силы в искренней, безграничной вере в Господа. Его великая тайная поддержка служит мне наилучшей опорой во всех моих деяниях!
— Но, может статься, непоколебимость твоей веры пошатнется, и тогда твоя опора не будет казаться тебе столь устойчивой и надежной. Что ты станешь делать в этом случае, моя дорогая?
— Для меня это было бы хуже всего на свете! Я стану горячо молиться, чтобы со мной, да и ни с кем из нас, никогда не произошло подобной неприятности! А коли это все же случится, я призову на помощь все свое достоинство, чтобы смиренно и безропотно принять Его святейшую волю.
Эта милая непринужденная беседа с сестрой принесла Шарлотте ожидаемое утешение, и она стала понемногу успокаиваться. «Откуда в этой юной хрупкой девушке столько стойкости, воли и мужества, столько подлинной веры и непоколебимого самообладания?» — с тайным восхищением думала она. Шарлотта не без приятного удивления заметила, что эти качества, поддерживающие ее сестру «на плаву», не изменили ей даже в трудные минуты.
