— Он стоит здесь с тех самых пор, как я получила его из ваших рук, — просто ответила пасторская дочь и, кинув на букет печальный взгляд, она нахмурилась и недовольным тоном прибавила: — Вы правы. Он безбожно огрубел — ведь с того благословенного дня минула, кажется, целая вечность!
В ее голосе слышался скрытый упрек. Болезнь и пережитое душевное потрясение теперь придали ей смелости.
— В самом деле, — отозвался юный викарий с небесной улыбкою, — сейчас уже не сезон первоцветов. Зато наш славный вереск покрыл окрестности восхитительным бархатным ковром. — Молодой человек вытащил из-за своей спины руку, в которой оказалась роскошная, сплошь усыпанная мелкими лиловыми цветочками вересковая ветвь, и галантно протянул этот драгоценный дар весны обезумевшей от счастья пасторской дочери.
— Постойте же! — сказала она, всем корпусом подавшись вперед и цепко удерживая его руку. — Прошу вас, побудьте еще немного! Присядьте.
Она указала на кресло возле своей кровати, где еще недавно дремала Марта, юный викарий покорно опустился на него.
— Вам и в самом деле уже лучше? — спросил он, глядя на нее с видимой тревогою, и с неожиданной горячностью воскликнул: — Как я рад, если это так!
— Я так давно не имела счастья слышать ваши прекрасные проповеди! — сказала пасторская дочь, мило улыбнувшись.
— Ну уж и прекрасные! — пробормотал викарий, стыдливо отводя взор, то и дело невольно возвращавшийся к глубоко вырезанному вороту ее ночной сорочки, приоткрывавшему райское видение — белизну упругой, молодой груди.
— Что с вами? — встревоженно спросила она, увидев, что юноша резко отшатнулся, с трудом переводя дыхание.
— Ничего, ничего, — ответил он поспешно и, помолчав, спросил: — Так что же, мисс Бронте, вам, значит, нравятся мои проповеди?
— Очень! — с чувством прошептала она, замирая от восторга. — Вы читаете с таким смиренным благоговением, какого мне еще никогда не доводилось наблюдать у других священников, за исключением, быть может, моего отца, когда к нему приходят вдохновение и красноречие.
— Что ж, — сказал юный викарий, — когда я навещаю больных прихожан, я весьма охотно читаю им главы из Библии, но сегодня, если вы позволите, я взял бы на себя смелость отступить от этой традиции.
— Вот как? — промолвила девушка, испустив вздох разочарования. — Значит вы здесь ради исполнения служебного долга?
Молодой человек взглянул на нее — его взор был исполнен такой невыразимой нежности, что был красноречивее всяких слов.
— Сегодня — особый случай, — произнес юноша, голос которого вдруг обрел неожиданно торжественный тон. — Именно поэтому, с вашего позволения, я не стану читать вам Библию, тем более что, как я понял, вы знаете ее содержание едва ли не наизусть.
— Но мне бы так хотелось услышать вновь, как вы читаете! — пылко воскликнула пасторская дочь.
— И вы услышите! — ответил молодой викарий, грациозно извлекая из внутреннего кармана своего форменного сюртука маленькую книжечку в прелестном подарочном переплете с золотой гравировкой.
Одновременно с тем, как этот очаровательный миниатюрный томик очутился в руках юного джентльмена, пасторская дочь украдкой заметила, как что-то крохотное и сморщенное бесшумно выскользнуло из-под полы его щеголеватого сюртука и мирно упало к его ногам. То был завядший, посеревший от времени первоцвет — тот самый, который она некогда оставила ему на прощание. Девушка тотчас узнала этот цветок, и лицо ее мгновенно просияло несказанным блаженством.
Молодой человек, по-видимому, ни на минуту не забывавший о своем постоянном маленьком спутнике, тут же поспешил удостовериться в его наличии. Рука его машинально потянулась к карману и, когда пропажа была обнаружена, викарий, с плохо скрываемым беспокойством, глянул под ноги. Увидев свое сокровище, он облегченно вздохнул, мечтательно улыбнулся и, стараясь утаить это случайное происшествие от девушки — он и в самом деле наивно полагал, что она ничего не заметила, — ловким движением бродячего актера поднял цветок с полу и торопливо водрузил на прежнее место «поближе к сердцу».
Эпизод с первоцветом занял, вероятно, не более нескольких секунд, являя собой весьма наглядный пример того, как, казалось бы, мелкие, незначительные происшествия в жизни человека порою становятся для него событиями необычайной важности. Эта короткая безмолвная сцена в считанные мгновения поведала пасторской дочери о том, чего не в состоянии выразить самые пылкие медовые речи.
Тем временем юный джентльмен театральным жестом раскрыл зеленую книжечку и выразительно прочел:
Я пел доселе, как утратил Рай
Преслушный человек; а днесь пою,
Как Рай людскому роду возвратил
Престойкий Человек, что всяк соблазн
Отверг и, Соблазнителя презрев
Лукавого, осилил и попрал;
И в пустошах воздвигся вновь Эдем.
[23]
…Энн слушала дивный голос — как ей казалось, исходящий свыше, — затаив дыхание, стараясь не упустить ни единого слова. Завершив первую часть поэмы, юный викарий остановился, неторопливо перевел взгляд на девушку и мягко спросил:
— Вам знакома эта вещь?
— К сожалению, нет, — ответила она с печальным вздохом. — Но, вероятно, я не ошибусь, если скажу, что ее автор — Джон Мильтон. Верно?
— Верно, — ответил пораженный викарий. — Это поэма Мильтона «Возвращенный Рай». Но как вы догадались?
— Нет ничего проще! — воскликнула Энн, рассмеявшись. — Во многих случаях можно безошибочно установить авторство: достаточно лишь всецело проникнуться стилем и образным языком сочинения; аналогии с тем, что было прочитано ранее, возникают непроизвольно, сами по себе. И на основе всевозможных ассоциаций в сознании человека происходит непостижимое для его понимания мистическое действо. Это таинственное слияние воедино души и разума. В результате столь дивного единения и устанавливается авторство, ослепляющее наш внутренний взор чистым Божественным Сиянием, словно бесконечное золото, возникшее из пыли.
При этих словах лицо пасторской дочери озарилось невероятной красотою, идущей словно бы откуда-то изнутри и поразившей юного викария до глубины души.
— К тому же, — продолжала девушка, увлеченно погруженная в собственные сладостные мысли, — в данном случае авторство уже изначально было для меня совершенно очевидным: ведь Джон Мильтон — мой любимый поэт!
— Как? — удивился молодой человек. — Вы любите Джона Мильтона и обошли вниманием эту поэму?
— Справедливый упрек, — заметила Энн с печальным вздохом. — Я могу оправдаться лишь тем, что этой вещи нет ни в нашем доме, ни в фонде той библиотеки, которую мы с сестрами и братом регулярно посещаем. Так что я имела счастье наслаждаться лишь поэмой Мильтона «Потерянный Рай», а также некоторыми из его сонетов — к величайшему моему стыду и сожалению. Однако…
