— Ну, слава Богу! — воскликнула она, заметив еле уловимое движение пасторского сына, и из ее груди вырвался вздох облегчения. — Господь услышал мои молитвы и вернул мне тебя, carino — взволнованно проговорила она, все еще путая английский язык с итальянским.
— Это вы, Аннабелла? — тихо спросил Патрик Брэнуэлл. — Что со мною было? Где я?
Голос пасторского сына был настолько слаб, что слова его, скорее, можно было прочесть по губам, нежели воспринять на слух.
— Ты в нашей спальне, милый, — нежно проворковала миссис Робинсон над самым его ухом. — Надеюсь, ты не забыл? — она лукаво подмигнула ему. — Оглядись вокруг. Ты лежишь на нашей кровати.
— Но как я здесь оказался? — спросил он, в недоумении озираясь по сторонам.
— Ты потерял сознание во время занятий, — пояснила почтенная хозяйка Торп Грина. — Мы с Эдди оттащили тебя сюда.
— Потерял сознание? — переспросил пасторский сын.
— Хвала Небесам, все уже позади! — миссис Робинсон обворожительно улыбнулась. — Не представляешь, как ты меня напугал! Еще бы минуту мучительной неопределенности, и я, уж верно, сама лишилась бы чувств.
— Так значит, это правда?! — вдруг спросил он, приподнявшись на локте.
— Что правда, мой мальчик? — встревожилась миссис Робинсон.
Пасторский сын пристально поглядел на нее и судорожно прошептал:
— Значит, это и в самом деле были вы? Вы сидели в том кресле в классной комнате?
— Ну да, конечно. Я тихо проскользнула к вам, надеясь не помешать вашим с Эдди занятиям. Ты был настолько увлечен работой, что даже сразу не заметил моего присутствия… да, похоже, ты и теперь еще сомневаешься в этом, верно? В чем дело? Почему ты так странно глядишь на меня? Ты чем-то напуган, мой мальчик? Ответь мне!
— Я п-принял вас тогда за п-привидение… — дрожащим голосом произнес Патрик Брэнуэлл, и губы его побелели.
— Что за фантазия, милый? — Аннабелла Робинсон залилась нежным серебристым смехом. — А, впрочем — как знать?
— Так, стало быть, вы все эти дни являлись в класс во время наших занятий? Боже правый! А я-то думал, что схожу с ума!
— О чем это ты, мой мальчик? — снова встревожилась миссис Робинсон.
— То есть, к-как это — о чем?! — Патрик Брэнуэлл стал белым, как простыня, на которой он теперь лежал. — Я вижу вас в классной комнате вот уже несколько дней кряду!
— Неужели?.. — невольно вырвалось у миссис Робинсон. На мгновение она отвернулась в сторону и почти беззвучно прошептала: — Бедный… бедный мой мальчик!
Однако она быстро совладала с собой и, снова повернувшись лицом к совершенно потрясенному пасторскому сыну, мягко проговорила:
— Успокойся мой дорогой! Ты прав. Я и в самом деле была с тобою. Видит Бог, я была с гобою все это время. Ты постоянно был в моих мыслях… — она нежно склонилась к нему и покрыла его лицо добрым десятком горячих поцелуев. — Если бы ты только знал, — продолжала она, своевременно заполняя паузы между бурными ласками, — как я по тебе скучала! Ведь и ты — ты тоже скучал по мне, я знаю!
— Да, Аннабелла! — страстно заговорил пасторский сын. — Да, я скучал! Очень скучал, но… — он запнулся и, стиснув зубы, резко опрокинулся на живот и зарылся лицом в подушку.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала хозяйка Торп Грина, печально вздохнув. — Прошлое довлеет над нами, и мы не в силах его изменить. Но мы не должны платить за коварные происки Судьбы столь дорогой ценою. Это слишком жестоко! Ты нужен мне, мой мальчик, так же, как, надеюсь, и я тебе. Так к чему все эти условности? Не глупо ли нам прятаться друг от друга, когда оба мы столь отчаянно жаждем быть вместе? Ты ведь не можешь этого отрицать, мой милый, не правда ли?
— После моих бредовых видений и нынешнего нелепого обморока это было бы просто смешно… — Патрик Брэнуэлл слабо улыбнулся. — Вы и не представляете, чего мне стоит сдерживать себя и сохранять видимость самообладания даже при мимолетных встречах с вами — такой близкой и столь недосягаемой.
— Если бы ты только дал мне знать! — взволнованно шептала миссис Робинсон, приподняв пасторского сына за плечи и страстно прижав его к себе, точно свирепая львица, бдительно охранявшая свою добычу. — Клянусь, я бы нашла способ устроить все как надо! Бедный мой мальчик! Выходит, что мы с тобою мучили друг друга невесть зачем!
Она бережно вернула его голову в прежнее положение на подушку и устремила на него печальный, нежный взор.
— Аннабелла!.. — послышался исполненный неодолимого отчаяния возглас пасторского сына, — Не надо… умоляю вас, не смотрите на меня так… вы надрываете мне сердце!
Он смолк; настойчивый взор миссис Робинсон стал еще более мягким и проникновенным, в нем ясно читалась отчаянная мольба.
— Поймите же, мы не должны! — продолжал юноша срывающимся голосом. — Это безбожно и бесчеловечно — так подло обманывать того, кто обречен на близкую кончину!
— Эдмунд ничего не узнает! Клянусь тебе, душка Пэт! Мы с тобой будем встречаться здесь, в этой спальне по завершении твоих занятий с Эдди. Ну, так как, мой дорогой? Ты согласен?
Он снова заглянул в ее глаза, горевшие страстной мольбою, и не смог сдержать невольной улыбки. Что-то непостижимо трогательное было в этих ее призывах: нечто, изобличающее ее по-детски чистую наивность, которая разила его в самые сокровенные глубины сердца и устанавливала над ним безраздельную тайную власть.
Более чем удивительным казалось юноше и то, что эта женщина была начисто лишена той напыщенной надменности, какая обыкновенно свойственна дамам ее положения. Ее поразительное дружелюбие и учтивость бросились в глаза пасторского сына, едва только он успел переступить порог этого роскошного особняка. Позднее он имел удовольствие убедиться, что искренность и добродушие владелицы Торп Грина отнюдь не призваны служить эффекту показного блеска, ибо они коренились в самой ее натуре, естественность которой покоряла его сердце вернее тысячи всевозможных уловок и ухищрений самой искусной соблазнительницы во всей Англии.
И этот ее взгляд — ясный, глубокий, будоражащий самые недра души. Какой мужчина способен устоять перед той, кому этот взгляд принадлежит? «Одного лишь сознания возможной близости с такой женщиной довольно, чтобы потерять голову!» — восхищенно думал Патрик Брэнуэлл.
Словом, он долее не смог противиться столь пленительному сладострастному искушению. Соблазн был слишком велик. Отныне роскошная спальня Торп Грина стала постоянным убежищем блистательной хозяйки имения и ее тайного юного любовника. Они встречались здесь каждый божий день, стараясь улучить любую подходящую возможность, чтобы, скрывшись из виду прочих обитателей особняка и, прежде всего, его законного владельца, как можно скорее оказаться в объятиях друг друга и, очертя голову, кинуться в омут безрассудной страсти. Обольстительная хозяйка называла своего возлюбленного «carino» и с непревзойденным, истинно итальянским мастерством распаляла в нем буйный темперамент.
