В том же злополучном 1257 г., переписав Нижние, Владимиро-Суздальские земли, татары потребовали переписи и обложения данью Верхней, Северной Руси, т. е. Новгорода и Пскова. Известие об этом повергло гордые боярские республики в панический страх. Неизменно подчеркивавший собственную независимость Новгород, до которого татары в 1238 г. не дошли всего 100 верст, теперь должен был смирить свою спесь. Новгородская первая летопись зафиксировала: «приде весть из Руси зла: хотять татарове тамги и десятины на Новегороде»
[444]
. «Тамга» означала торговую пошлину (отсюда нынешняя «таможня»), «десятина» —десятую часть со всех прочих доходов города. Такого унижения новгородцы не знали никогда. Началось стихийное волнение народа. «Новгород не был до сих пор покорен татарским оружием, — писал Н. И. Костомаров, — и не помышлял, чтобы ему добровольно пришлось платить позорную дань наравне с покоренными. Вятшие люди (знать) и в том числе посадник Михалка, готовые угождать силе для своих выгод и сохранения своих богатств (выделено нами. — Авт.), уговаривали новгородцев покориться, но меньшие слышать об этом не хотели. Михалко был убит»
[445]
. Бунт продолжался почти год и, подчеркивает исследователь, «видимо, движение и на этот раз (подобно тому, как было в 1255 году) возглавлялось частью оппозиционной Великому князю боярской знати, к которой примкнул даже сын князя Василий Александрович»
[446]
. Он тоже выступил против отца, уже направлявшегося к Новгороду вместе с ордынскими послами. Да, «с тяжелым сердцем ехал тогда Александр в Новгород: едва сладив с братьями, он уже шел войной на сына»
[447]
. Но он снова думал прежде всего о спасении Руси.
В самый последний момент Василий Александрович
[448]
все-таки не выдержал и бежал во Псков. Князь Александр въехал в город при гробовой тишине на улицах, ощетинившихся лишь человеческими глазами. Однако, когда татарский посол, медленно поднявшись по ступеням на вечевой помост, зачитал требования Великого хана, толпа взорвалась вновь. Как свидетельствует летописец, новгородцы сразу отказались подчиниться и платить дань татарам. Преподнеся послам богатые дары для хана, они затем прямо предложили им «с миром»
[449]
убраться восвояси…
Что и говорить, выходка была дерзкой и грозила обернуться для Вольного города поистине великим разорением, гибелью многих тысяч людей, как это происходило со всеми не покорившимися Орде городами. Но в тот раз… татары действительно уехали. Уехали, по всей вероятности, лишь потому, что рядом с ними находился Русский князь. Государь, действительно готовый положить душу за свою землю. И только Бог был вправе судить его в тот горький миг.
Мы не знаем и не беремся представить, опустился ли Александр Ярославич Невский на колени перед татарским послом, чтобы просить пощады для Господина Великого Новгорода? Или лишь несколько хриплых, сдавленных слов обронил он тогда, сурово глянув на неистово орущую толпу: «Поезжайте, я справлюсь сам…» Наконец, попытался ли он еще раз убедить новгородцев, что другого выхода нет и лучше платить дань гривнами, чем жизнями? Повторим, ничего этого мы не знаем. Летописец на сей счет никаких подробностей не сохранил. Остается на века неоспоримым лишь один факт: Новгород был спасен от карательного нашествия ордынцев. Для Руси был сохранен ее крупнейший центр торговли и ремесла, ее главный и единственный в то время форпост на Севере Европы, заполучить который, как знает читатель, рвались очень многие!
Удалив из города татарских послов, Александр подтянул к нему свои собственные войска. Одновременно по приказу Великого князя во Пскове был схвачен и арестован его сын Василий (сын, первенец, преемник!..). Лишь после этого в Новгороде началось следствие и суд. Летописец прямо указывает: в первую очередь Александр Невский жестоко покарал именно тех, «кто князя Василья на зло повел» —был казнен наиболее активный зачинщик и руководитель бунта, некий «Александр-новгородец», а его сторонникам-«дружине» «овому носа урезаша, а иному очи выимаша»
[450]
. Новгород охватил ужас. Но иного пути у князя не оставалось. Чтобы уберечь город от всеобщего опустошения, он должен был, как пишет историк, «подготовить подчинение Новгородской республики татаро-монгольской власти»
[451]
.
Все же и эти беспощадные меры не сразу возымели свое действие. Волнения продолжались. Ночами убивали княжеских людей. Погиб даже прославленный герой Невской битвы —«новгородец Миша». И происходило это в то время, как во Владимире уже ждали татарские численники. Тогда, зимой 1259 г., был предпринят маневр «со лживым посольством». В город, сообщает летопись, возвратился из Владимира новгородский посол Михаил Пинещиниц и сообщил горожанам на вече ложную весть: «Аще не имеется по число (не подчинитесь переписи), то уже татарские полки из Низовской (Суздальской) земли» идут на вас
[452]
. Лишь эта прямая угроза нашествия и принудила новгородцев к покорности.
Вскоре в город прибыли «окаянные татарове» —переписчики, Беркай и Касачик «с женами своими и инех много». Однако, как только численники приступили к делу, по селам и волостям вновь вспыхнуло восстание черни. Люди отказывались «даваться в число». «И бысть мятеж велик в Новегороде и по волости», констатирует летописец. Ордынских чиновников начали истреблять так, что они потребовали защиты у князя Александра: «Дай нам сторожи, ать не изобьют нас». И князь действительно организовал эту защиту, приказав «стеречи их сыну посадничю (Семену Михайловичу) и всем детям боярским (дворянам) по ночам»
[453]
. Ясно, что подобное положение не могло устроить татар. Очень быстро их терпение кончилось. Они стали угрожать отъездом, что неминуемо повлекло бы за собой приход ордынских карательных войск. Да к тому времени, отмечают историки, и сама «новгородская знать вполне столковалась с численниками». Имеются в виду показания летописца о том, что бояре «себе делали добро, а меньшим людям зло», ибо размеры дани распределялись одинаково как на богатых, так и на бедных!»
[454]
. Городская чернь и смерды, конечно, противились этой несправедливой раскладке, из-за чего, по словам летописи, новгородцы «издвоишася» на две враждебные стороны. Одни —«меньший» (беднота) — собирались на Торговой стороне и готовили удар через Волхов на Софийскую сторону, другие —«вятшие», знать, дворы которой располагались именно на Софийской стороне, собирали ладьи, подготовляя нападение на Торговую сторону.
