Мириэл жевала губу.
– Это не то, что вы думаете.
– Откуда тебе знать, что я думаю? – Он влил в себя остатки напитка и со стуком поставил чашу на сундук.
– У вас на лице написано.
Он выпятил бороду.
– В моем лице ты можешь видеть только гнев оскорбленного ложью человека.
– Чем же моя ложь навредила вам? – Мириэл махнула рукой. – Разве я не содержу дом в чистоте и порядке, разве не плачу вовремя? К тому же я стремлюсь устроиться здесь основательно, стать уважаемой горожанкой и при этом даю работу и заработок местным жителям. – Она топнула ногой. – Разве я своим поведением хоть раз навлекла позор на вас как владельца дома, в котором я живу?
– Чем навредила твоя ложь? – страдальчески возопил Герберт, – Боже мой, девушка, ты даже не представляешь, во что это может вылиться. – Он глянул в пустую чашу. Мириэл не стала ему доливать. Ее отчим после каждой чаши становился все дурнее и противнее.
– А что стало с твоим любовником, этим Николасом де Каном? – требовательно спросил Герберт.
– Он не был мне любовником, – вспылила Мириэл. – В монастырь он попал еле живой, со страшной лихорадкой. Я выходила его, и в благодарность он довез меня до Ноттингема. Наши тела ни разу не соприкоснулись в похоти, и доказательством тому служит моя девственность!
– Твоя девственность, безусловно, принадлежит Христу.
Мириэл оскалилась, теперь даже не пытаясь сдерживать ярость.
– Я ничего не должна Христу, ибо постриг я не принимала. Мои благословенные родственники поместили меня в монастырь, потому что дома я им мешала, а милые святые сестры обрезали мне волосы в наказание за то, что я нарушила их установления. Они держали меня взаперти на хлебе и воде, ожидая, когда я раскаюсь. И при первой возможности я конечно же сбежала! – Девушка гордо приосанилась, хотя в ее глазах стояли гневные слезы. – Я ничего им не должна, – выпалила она. – Моя жизнь принадлежит мне, я буду распоряжаться ею так, как сочту нужным. И ни вы, ни кто другой мне не указ!
Удушающая ярость в лице Герберта сменилась жалостью. Он поднялся, развел руками.
– Не плачь, – взмолился он. – Я не выношу женских слез.
– Незачем было доводить меня до такого состояния! – Мириэл рукавом смахнула слезы, отвергая его утешения.
– Ты солгала мне, я разозлился, думал, у тебя был любовник. Не плачь, дорогая, прошу тебя. – Он неуклюже обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
Почувствовав на лице его горячее дыхание и колючее прикосновение бороды, девушка судорожно вздохнула и рывком высвободилась из объятий старика.
– Уходите, – с достоинством произнесла она. – И еще, хочу довести до вашего сведения, что я переселяюсь в мастерскую Элис. Собиралась на следующей неделе, но теперь перееду завтра же.
Герберт оторопел:
– В том нет необходимости.
– После того, что вы мне наговорили, оставаться здесь я не могу, – угрюмо промолвила Мириэл.
Герберт тихо выругался и мясистыми лопатообразными ладонями провел по лицу. Потом вскинул подбородок, собираясь с духом.
– Я еще не все сказал, – заявил он с напыщенностью городского старейшины, выступающего на площади. Подойдя к полке, где стоял кувшин с медовым напитком, он наполнил свою чашу и с жадностью отпил из нее.
Теряясь в догадках, Мириэл не сводила с него настороженных глаз.
Герберт расправил плечи:
– Я пришел сюда, чтобы получить подтверждение тем фактам, которым стали мне известны. Вообще-то я хотел сообщить о тебе шерифу и церкви, но потом передумал.
– Вы очень добры, – съязвила Мириэл.
– Нет, я сделал это из эгоистических побуждений. – Он стоял перед ней, широко расставив ноги и величаво выпятив грудь, плавно переходящую в округлый живот. – Мне вовсе не хочется, чтобы тебя в наказание за былые грехи плетьми изгнали из города или посадили в колодки, но, если по-другому нельзя, так и будет.
– Если по-другому нельзя? – повторила Мириэл с возрастающим чувством тревоги.
Держа одну руку на ремне, туго опоясывающем его живот, Герберт осушил чашу и прокашлялся.
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – сказал он. – Мне надоело жить вдовцом и довольствоваться дома только компанией Сэмюэля. Нужно, чтобы кто-то вдохнул свежесть, новую жизнь в унылые стены моего жилища.
– Стать вашей женой? – Мириэл едва не захлебнулась от негодования. Его намерения ей стали понятны с первой же встречи, но Мириэл по наивности думала, что сумеет управлять им. Теперь же он имел против нее грозное оружие. – Не глупите, – резко сказала она. – Оградив меня таким образом от одного скандала, вы тем самым вовлечете нас обоих в другой. Когда женщина выходит замуж за человека втрое старше ее, праздные языки не стесняются в выражениях.
– Ну и пусть болтают, – упорствовал Герберт. – Сплетни скоро улягутся. В городе меня уважают за рассудительность. А что можно придумать разумнее, чем объединить мои предприятия по торговле шерстью с лучшими суконными мастерскими Ноттингема?
Если б Мириэл могла пошевелиться, она схватила бы сковороду и прогнала бы его прочь из дома, не думая о последствиях.
– Я не уступлю вам свое дело, – процедила она сквозь зубы.
Герберт пожал плечами:
– А я этого и не жду. Судя по слухам, ты прекрасно разбираешься в ткацком ремесле. Я предоставлю тебе полную свободу действий.
– Как же! Так я и поверила! – прошипела Мириэл. – Я хоть и девственница, но прекрасно осведомлена о вероломстве мужчин!
– Мое слово – залог моей честности, ибо я никогда не лгу, чего нельзя сказать о тебе, – выдавил Герберт.
Щеки Мириэл заалели, будто он отхлестал ее по лицу.
– Тогда почему вы хотите жениться на мне, если не из корыстных побуждений?
– Проклятая девчонка! – взревел Герберт. – Конечно, я ищу выгоды. Я ведь не святой! Разве я отрицаю, что моя торговля и твои мастерские как нельзя лучше дополняют друг друга? Но дело не только в этом. Боже мой, да если б меня интересовала одна лишь выгода, я бы уже давно женился на Элис Лин!
Мириэл насмешливо кивнула:
– А теперь мастерские Элис отошли ко мне. Как кстати! Ведь вам хочется наслаждаться мною в постели, щеголять красавицей женой перед друзьями и знакомыми, чьи супруги уже состарились и утратили привлекательность.
Она думала, что он ее ударит, и в какой-то мере далее желала этого, ибо тогда решение было бы очевидным. Однако Герберт владел собой. В одной руке он по-прежнему держал чашу, другой – цеплялся за свой ремень.
– Да, я желаю тебя, – надтреснутым голосом произнес он, стараясь не утратить самообладания. – Ни один мужчина, если он в здравом уме, не может остаться к тебе равнодушным. И, конечно, ты права, я буду преисполнен гордости, показываясь на людях с такой женой, как ты. – Он убрал ладонь с пояса и умоляюще протянул руку к ней. – Я хочу лелеять тебя, оберегать.
