А почему тебе так нравится этот пророк? Не хочешь ли стать таким, как он? Тогда тебе нужно немного повисеть в петле…
Я дождался, пока хозяин принесет мне Jim Beam, налил себе полстакана и сел в кресло. Сделав первый глоток, я подумал, что старик Джекоб
[1]
заслуживает причисления к лику святых…
Что еще мне оставалось делать ночью? Только читать…
О пользе войны
Когда Танцующий приблизился к городу по имени Печальная собака, его сопровождало множество учеников и последователей.
Не гнал их от себя Танцующий. Но и не радовался такому количеству братьев. Знал он, что лишь каждый десятый сможет подойти близко к краю бездны. И лишь каждый сотый сделает шаг вперед, чтобы вознестись к свету. А высечь новое слово на скрижалях суждено лишь одному из сотен тысяч.
Но знал Танцующий и то, что если сделал человек хоть шаг на пути к свободе, хотя бы даже решился на этот шаг — одним погонщиком верблюдов в мире стало меньше.
Так вел свою войну Танцующий. И был он рад этой войне, ибо дух свободного нельзя взрастить в мире. Дух свободного — дитя войны. И выпестовать его можно лишь в сражениях.
И подумав так, остановился Танцующий и обратился к своим ученикам.
— Братья мои, — сказал он. — Перед стенами этого города хочу станцевать вам еще одну истину об идущем по пути свободы. И пусть те, у кого слишком нежны уши и легко слезятся глаза, не смотрят на этот танец. Ибо в нем слишком много для тщедушных ярости и силы.
Оставим мир и уютный покой погонщикам верблюдов, братья мои по оружию! Я призываю вас к войне! И если придется выбирать вам между другом и врагом, выбирайте врага. Друг необходим для услады вашего духа. Враг нужен для того, чтобы дух ваш не терял свою остроту и твердость.
Вложите меч в ножны — и вы лишитесь клинка. Ржавчина разъест его. Для битвы создан меч, и только в битвах сохранит он свой блеск и свою остроту. Ваш дух — ваш меч. И если в дремотном мире проводит он день за днем и год за годом, то вялым и податливым станет он, словно мягкая глина. И любой горшечник сможет лепить из него все, что захочет. Но разве свободный — глина для горшков?
Бегите от спокойствия духа, если жаждете высекать новые слова на скрижалях. Бегите от мира и теплого уюта. Пусть путь ваш лежит из благодатных земель в раскаленную пустыню и вечные снега, в неприступные суровые скалы и непроходимые лесные чащи. Там острота и твердость вашего духа будут в безопасности.
С недоверием и опаской смотрите на того, кто призывает вас к миру. Может быть, он лишь хочет сделать вас слабыми? И прежде, чем заключить мир, оглядитесь — есть ли поблизости новая война?
Возлюбите врагов своих — танцую я вам. И возлюбите врагов сильных больше, чем слабых.
Так закончил свой танец Танцующий и остановился, чтобы перевести дух. И увидел он, что уже не так много учеников окружает его. Многие отправились по своим домам, ибо не смогли вынести этой истины.
Но у тех, кто остался, глаза горели яростным огнем битвы.
Когда я очнулся, бутылка почти опустела. Немного плескалось на донышке. Я добрался до кровати и, не раздеваясь, рухнул на нее.
Глава 6
Проснулся я поздно и долго валялся в постели, пребывая в какой-то полудреме. И снова часть меня была здесь, в убогом отеле маленького городка, а другая часть бродила вместе с пророком по его далекому и загадочному миру. Мне вовсе не хотелось возвращаться. Было только одно желание — слушать то, что говорит Танцующий. Слушать и жить так, как он призывает… Это было какое-то наваждение. Рука сама потянулась к серой папке.
От рукописи исходила какая-то энергия, которая заставляла меня подчиняться простым белым листам бумаги. Штуки вроде этой рукописи очкастые умники любят называть кодированной информацией. Я в такие явления никогда не верил. Но сейчас чувствовал, что рукопись действует на меня очень странно. Она медленно, но верно забирает мою волю и навязывает свою. Как наркотик…
Это и пугало, и привлекало одновременно. Но пока больше было страха… И вместо того, чтобы следовать наставлениям Танцующего, я встал с постели и прямо на голодный желудок допил остатки виски. Лучше я себя не почувствовал, но такое проявление собственной воли немного успокоило меня. Пора было начинать новый день.
Я принял душ, умылся и тщательно побрился, пока не отключили воду. Потом неспешно оделся, рассовал по карманам деньги и документы, спрятал подальше рукопись и вышел из номера.
Хозяин сидел в своем любимом кресле и читал, похоже, ту же газету. Я протянул ему ключ. Не поворачивая головы, он взял его и повесил на крючок. К общению он явно не был расположен.
Я вышел на пыльную улочку. День был жаркий. Солнце слепило глаза. Горячий ветер обжигал кожу и гонял по мостовой вместе с пылью пакетики из-под чипсов и окурки. На другой стороне улицы, в тени дома, лежала собака. Розовый язык вывалился из пасти, облезлые бока тяжело поднимались и опадали. Да, жаркий день…
Чертова собака! Ты всегда ненавидел собак. Особенно бездомных. Но боялся признаться себе в этом, потому что тогда нужно было бы признаться, из-за чего ты их ненавидишь.
До дома, где жил старый индеец, гораздо быстрее было бы добраться на машине. Но искать, есть ли здесь прокат автомобилей, я не стал и пошел пешком. В прошлый приезд мы как-то обходились без машины…
Несколько кварталов я прошел очень бодро. По моим расчетам, я должен был скоро подойти к небольшому парку с высохшим (судя по всему, еще в незапамятные времена) фонтаном. Потом нужно будет пройти этот парк наискосок, выйти на центральную улицу города и идти прямо до ее конца. Она пересекает город с востока на запад. Мне нужна восточная окраина. Там должны начаться кварталы местной бедноты — жалкие домишки, не развалившиеся до сих пор, наверное, только благодаря заклятиям таких вот старых индейцев. По моим подсчетам, дорога должна была занять пару часов. Не больше.
Но прошел час, затем другой, а я все не мог выпутаться из лабиринта кривых улочек. Навстречу мне попадались только бездомные собаки, которые бегали здесь целыми стаями, да полудикие индейцы, шарахавшиеся от меня, словно я был болен проказой.
Спустя три часа я понял, что заблудился окончательно. Я даже не мог сказать наверняка, в какой стороне находится отель. Спросить дорогу было не у кого. Все сидели по домам, пережидая полуденный зной. Я решил поискать какой-нибудь бар или кафе, где можно пересидеть жаркие часы и заодно найти кого-нибудь, кто не будет смотреть на меня, как на привидение.
Но задача оказалась не из легких. Впечатление было такое, что в этом городе объявили сухой закон. Мне встретился лишь крошечный магазинчик, двери которого сразу захлопнулись, стоило мне к нему подойти. Я даже не успел разглядеть лица продавца.
