Он поднял бокал. Все встали, раздались хлопки и звон бокалов.
В поезде в вагоне-ресторане она услышала:
— А Гришку-то кончили-с, — сказал господин в пенсне.
— Дай Бог, теперь настает новая эпоха для России, — ответили ему.
— Что? Кого кончили? — встрял в разговор офицер за соседним столиком.
В Крым к ним приехала Великая княгиня Мария Павловна, мать Андрея, Бориса и Кирилла. Андрея комиссовали из армии в ужасном состоянии, которое с каждым днем ухудшалось. Врачи боялись туберкулеза, который уже убил трех Романовых.
Андрей с Марией Павловной поселились во дворце великого князя Николая Николаевича, главнокомандующего русской армией. Мати сняла виллу рядом, где они все поместились, она, Владик и штат из шести человек. Английская гувернантка Владика, шофер Миша Семенов, который был тоже отчислен из армии после тяжелого ранения, повар Денис с поваренком и горничная Людмила.
Недалеко во дворце Ай-Тодор находились мать Ники с дочерью Ксенией и ее мужем Сандро, старшим братом Сергея Михайловича. За месяц Сергей Михайлович окончательно поправился от ранения и вернулся в полк. Мати получала от него письма.
Хотя здесь не было никакой прессы с ее скандальной светской хроникой, и ими никто, по сути дела, не интересовался, Мати и Андрей жили отдельно, таково было условие Великой княгини. Мария Павловна линию поведения не меняла, была вежливо холодна с Мати. Мальчик целыми днями играл в теннис. Корт был единственным развлечением на вилле, и Владик проводил здесь все свободное от занятий время.
Вскоре до них дошла весть об отречении Государя в пользу брата, Великого князя Михаила и о массовых демонстрациях на улицах столицы. Но никто ничего не знал достоверно. Мать Ники уже отбыла в Киев и, по слухам, уже встретилась там с сыном. Матильда не находила себе места. Все ее мысли снова были с Ники. Как он там? Где он теперь живет? Что с ним будет после отречения? Думает ли он о ней хотя бы иногда? Она решила вернуться в Петроград, так теперь называли Петербург.
Они наспех собрались. Где-то в душе гнездилось тяжелое чувство, что сюда они больше не вернутся. Владику было уже 14 лет, но он плакал, потому что хотел взять с собой своего любимого голубя. Этого голубя Мати привезла ему с юга Франции. Птица стала другом всех зверей в доме, особенно фокстерьера Джимми. Обычно голубь летал, где хотел, но, когда его звали, появлялся. Сейчас на зов он не прилетел. Владик напрасно звал его. Джимми тоже куда-то исчез и времени его искать не было. Все нервничали и суетились без толку…
В первый же вечер в Петрограде Мати нашла Сергея Михайловича. Одетые простолюдинами — на этом настаивали все слуги Мати, — они вышли вечером посмотреть, что же происходит. В ресторанах, даже таких маленьких, как «Бродячая собака», всюду играли оркестры. Исполняли разное, все, кроме немецкой музыки, даже немецкую классику не играли. Неожиданно самой популярной мелодией стала английская песня «Типперери».
Каждый день кого-то арестовывали, а обыски были повальными. К Мати тоже пришли. Во двор въехал грузовик. Из кузова выпрыгнули вооруженные люди, все пьяные, стали рыскать по двору и в доме. Они схватили Матвея, любимого слугу Мати. Она бросилась защитить его, но ее оттолкнули. Трое бандитов поставили Матвея к стене во дворе и уже собирались дать по нему залп, как один из них закричал:
— Э… не видите, старик — герой войны, вон на шее Георгиевский крест, оставьте его.
В эту минуту во двор въехал автомобиль. Из него вышел человек лет тридцати в кожаной куртке. Все замолкли. Кожаный бросил цепкий взгляд на Матильду.
— Оставьте старика, он герой войны, вы что, идиоты, что ли? Извините, мадам, я знаю, кто вы. Я узнал вас. Извините их, они действительно пьяные идиоты.
— Я вижу. — Мати брезгливо посмотрела на пришельцев.
— Извините еще раз. Кстати, меня зовут Рошаль, Иосиф Рошаль.
— Вы сын Александра Рошаля, адвоката Великого князя Сергея Михайловича?
— Да, это я.
— Вы, кажется, недавно были студентом юридического факультета? А теперь — большевик?
— Я всегда был большевиком. Извините, мне надо ехать. — Он повернулся к группе.
— Отправляйтесь назад в казармы, там дела поважнее.
Машина загрузилась и уехала. Матильда обняла Матвея и расплакалась у него на груди.
— Матвеюшка, я думала, что умру, когда они схватили тебя.
— Все хорошо, мадам. Бандиты, слава Богу, ушли. Видите, что происходит. Вы бы с мальчиком уехали. Опасно уж очень. А за меня не беспокойтесь. Я выживу, не такое видал.
Вскоре люди привыкли к этой новой жизни. В очередях слышались такие разговоры:
— Как вы вчера вернулись из театра?
— Да нормально.
— Никто не снял с вас шубу?
— Слава Богу, нет. Но вот моего соседа вчера ночью арестовали.
— Его, вероятно, расстреляют?
— Вероятно.
— Кшесинская была прекрасна, не правда ли?
— Как всегда, только видно, что она уже немолода.
— Это верно.
В июне Сергей Михайлович пришел в сопровождении трех молодых людей в офицерской форме.
— Мати, познакомься, все они авиаторы, все опытные, практиковались в авиационной школе Блерио во Франции. Мы собираемся вывезти Ники с Наследником и Мишу с Натали в Данию.
— Самолетом? Замечательно. А немка?
— Императрицу с дочками вывезет на автомобиле поручик Соловьев.
— Кто это такой?
— Зять Распутина. Муж Маши, его младшей дочери. Александра Федоровна доверяет только ему.
— Прекрасно. А есть самолеты?
— Три. А нам нужен только один. Два будут сопровождать на всякий случай.
— Когда все это будет?
— Скоро, может быть, даже на следующей неделе.
Он обнял ее.
— Ты рада? Я же знаю, ты все еще его любишь. — Впервые он сказал это без всякого упрека.
Они разложили на столе карту и долго обсуждали детали. По плану они должны были вылететь с Пулковского аэродрома и приземлиться в парке Гатчинского дворца. Парк был огромный и его лужайки вполне могли служить летным полем. Все произойдет глубокой ночью.
— Нам надо повидать Мишу, чтобы все согласовать с ним. Мати, милая, ты поедешь со мной в Гатчину?
— Господи, конечно.
К Михаилу Александровичу решили ехать на следующий день, в неприметных одеждах и на поезде, чтобы не привлекать внимание английской машиной Сергея Михайловича. До Гатчины добирались полдня. Поезда были переполнены и все время останавливались.
Великий князь и Натали, заранее предупрежденные, тоже просто одетые, долго ждали их в комнате знакомого начальника станции. Молодой человек, недавно вступивший в должность механик, привез их во дворец на своей старой разбитой машине. По дороге они почти не разговаривали при водителе. Эта была простая предосторожность. В это тяжелое время никто не знал, кто есть кто и что у кого на уме. Когда наконец прибыли, авиаторы были уже там.
