— Мати, Мати, о чем ты говоришь? Это было тяжелое решение.
— Нет, я спрашиваю вас всех, какое право она имела выходить замуж за будущего Императора 180 миллионов русских? Она прекрасно знала, что не способна дать ему здорового Наследника. Она вошла в доверие Императорской семьи обманом. Мне есть что сказать по этому поводу. У меня было достаточно времени, чтобы подумать. Но вы не хотите слушать, я знаю!..
— Успокойся, Мати, нет смысла теперь мучить себя. Мы все это знаем. Андрей, отведи ее в спальню. — Борис Владимирович дал знак Волкову продолжать.
— Ваше Императорское Высочество, у меня письмо, которое дал мне граф Татищев, который был с Его Величеством. Письмо для… — Волков посмотрел на дверь, — …мадмуазель Кшесинской. — Он вынул из кармана конверт.
— Открой письмо, Борис. — Мария Павловна была в нетерпении, видя, что ее сын колеблется.
Борис Владимирович показал глазами на Волкова.
— Не беспокойся, он ничего никому не скажет, наш дорогой Волков.
— Конечно, нет, Ваше Императорское Высочество.
— Могу себе представить, что в нем, — продолжала Мария Павловна, — но Бога ради, открой. В конце концов, нам нужно знать, что там между Императором и Мати.
Серебряным ножичком Борис Владимирович осторожно открыл конверт. Рукой царя было написано:
«Моя дорогая Мати, я надеюсь, эти последние строчки дойдут до тебя. У меня даже нет нормальной бумаги, чтобы попрощаться с тобой. Я всегда тебя любил.
Ники».
— Он до конца ее любил. — В голосе Марии Павловны прозвучала печаль. — Не показывай это Мати.
— Мама, что ты говоришь? Мы не можем прятать от нее это письмо. — Андрей подошел к матери и обнял ее за плечи. — Она имеет право получить его.
За ужином Великая княгиня заметила:
— Великая княжна Ольга была бы жива, если бы царица не воспротивилась моим планам. — Она повернулась к Борису Владимировичу.
— Каким планам, мама?
— Борис! Неужели ты не понимаешь? Я хотела, чтобы ты женился на Ольге. Она, кстати, была не против, но Ее Величество… помнишь? Мати права, она на самом деле погубила всю семью. Какую ошибку сделал Ники, женившись на ней!
«Я была плохой католичкой. Меня ничего не интересовало, кроме карьеры и любви Ники», — Мати крестилась, рыдая. Впервые в жизни она пошла в католическую церковь. Эту, в Ницце, в 1820 году основала маленькая украинская община. Церковь была пуста. Мати встала на колени перед статуей Мадонны, шепча и рыдая. Она давно знала, какой Ники был на самом деле слабохарактерный, он женился через несколько дней после смерти отца и вскоре оказался под пятой у жены. Он был неспособен видеть будущее дальше своего носа. Легкость, с которой он уступал, с которой соглашался, отказывался, обескураживала людей. Министр финансов Витте на ужине в доме Андрея рассказывал, как он сделал доклад в кабинете у Государя и его поддержали по всем вопросам. Но не успел он дойти до двери кабинета, как услышал: «Ах да, Сергей Юльевич, я назначил министром финансов Плеске». Ники часто сравнивали с Александром I. Когда Сперанский вышел из двери Кабинета обласканный и воодушевленный, ему в голову не могло прийти, что, вернувшись домой, он найдет приказ о своей отставке и ссылке. Ники тоже не только умел, но любил быть обворожительным. По сути, он бросил ее и передал своему двоюродному брату. Но при этом целовал и говорил, что он всегда будет с ней… Он позволил вовлечь себя в ненужную войну с Японией. Когда Ники получил телеграмму о поражении под Цусимой, он играл в теннис. Он положил телеграмму в карман и продолжал играть, хотя знал, что потерял почти весь российский флот. Когда бомбы на улицах разносили в куски его министров, он позволил этому мужику Распутину вмешиваться в дела государства. Он должен был остаться на фронте 2 марта 1917 года и принять вызов большевиков, а не следовать советам людей некомпетентных, вроде Великого князя Николая Николаевича. Он наделал много других глупых вещей… Да, да, но она продолжала любить его, двадцать шесть лет спустя. Как могла она забыть его доброту к другим, его мягкость, деликатность, скромность. Когда умер его отец, Ники был в чине полковника батальона лейб-гвардии Преображенского полка. Им он оставался всю жизнь. Он считал недопустимым, чтобы монарх бездумно пользовался особыми привилегиями.
Через шесть месяцев в своем номере-квартире в отеле «Суверен» в Контраксевилле умерла Мария Павловна. Она жила отдельно. Старая княгиня выбрала эту маленькую деревню на востоке Франции, потому что там был водный курорт, потому что там все было хорошо организовано, и это место посещали и там лечились ее друзья. В благоприятные для себя дни она и раньше приезжала сюда, прогуливалась по ухоженным дорожкам, сидела под гигантским дубом в 33 метра высотой и пять метров в диаметре. Она поддерживала деньгами русскую православную церковь здесь на улице Победы недалеко от ее отеля. За день до смерти она позвала к себе в спальню своего младшего сына и Мати.
— Простите, дети, что я противилась вашему браку. Я многого не понимала. Даю вам свое благословение. Обещайте, что обвенчаетесь.
— Мы уже старые, мама. — Мати и Андрей опустились перед ней на колени.
— Любовь всегда молода, дайте мне ваши руки, дети. Я люблю вас обоих. Вы должны обвенчаться. У вас есть Владик, ради него будьте вместе и поддерживайте друг друга.
Ночью она тихо умерла во сне.
На похороны прибыли Борис Владимирович с Зиной, на которой он недавно женился в Сан-Ремо, и из Парижа Великий князь Кирилл Владимирович с женой Викторией Мелитой.
— Мы бедны, но мы живы, — сказала Мати, положив голову на плечо Андрея, когда они вернулись с кладбища. — Мы выжили, у нас есть сны. Наша любовь выстояла, несмотря на все ужасы.
Чтобы жениться, Андрей должен был спросить разрешения у старшего брата Кирилла, который после гибели Ники был старшим Романовым и главой династии Романовых в изгнании. Такова традиция. Разрешение было милостиво дано.
— Теперь у нас есть благословение мамы и разрешение и поддержка моих дорогих братьев, Бориса и Кирилла, они оба тебя любят, Мати. Как я был влюблен в тебя, помнишь? Я никого не видел, кроме тебя.
— Правда?
— Правда. Я полагаю, что мне нужно попросить твоей руки? Выйдешь ли ты за меня замуж, любовь моя?
— Да. Знаешь, в самом начале, я думала, Боже мой, он такой молодой, такой красивый, для него любовь красивая сказка. Ты тогда еще не знал любви, а у меня уже был Ники. Я испила эту чашу. Тогда я думала, что больше не хочу страдать.
— А теперь?
— Я люблю тебя.
Свадьбу решили сыграть сразу же после окончания траура, то есть через шесть месяцев.
— Что там пишет «Мессажер» о матери?
— Они все пишут одно и то же.
Мати протянула Андрею газету «Французско-русский мессажер», которая издавалась в Ницце.
