— О-о-о!!! С этим — не ко мне. Нашел, блин, духовника…. И потом — зачем мешать все вместе? Развал Союза, сам по себе, вторичен. Основа — в крушении идеологии. Народ хотел материальных благ: колбасы — на выбор, а не два сорта по праздникам, да и сыра бы неплохо. На машинах ездить нормальных, а не копить на один корявый тарантас до самой старости. Джинсов, жвачки, колготок и всего того, чего у нас отродясь не было. Бумаги туалетной, например. Я уже не говорю про свободы, как, например, по миру поездить. Вот и все! Вот ради чего народ отказался от многого, и в первую очередь от власти, потерявшей всякое доверие. Вместо реформы все снесли бульдозером — к едрене фене. И хорошее, а его было совсем не мало, и всякое дерьмо — которого тоже хватало. И ведь неспроста — снесли! Мы проиграли информационную войну — главную составляющую войны холодной. В сравнении с рекламным буклетом общества потребления все наши ценности, включая уверенность в завтрашнем дне, выглядели блекло, не говоря уже о допотопной доктрине построения утопического коммунизма, из всех атрибутов которого на бытовом уровне знали лишь один — «там денег не будет». Только вот теперь не надо плакать, ибо закон — «горе побежденным» — никем не отменялся. Раз проиграл, то пляши под дудку победителя. И твой развал, Деркулов, уже производное от всего этого. Ладно, проехали… Итог твоей проблемы… ты в качестве лекарства взял осколок от общей проблемы и устроил на нем личную войну — занялся надругательством над украинской идеологией? Так, что ли?
— Ой!!! Шо — опять надругались? Сплюндрувалы?! Ну что ты будешь делать… Как ни отпустишь погулять эту неньку, так обязательно — отъебут. Хоть за ворота не выпускай. Может, все ж таки тут какое-то виктимное поведение прослеживается? Юбчонка там занад-то короткая? Иль макияж — блядский? А?! Как юрист — юристу?
— Ну, повело кота на мясо…
— Да ладно! Что там, товарищ полковник, насиловать? От «а» до «я» — все абсолютно искусственное и за уши притянутое. И история. И язык. И культура. И менталитет. И теперь все на этом песочке сикось-накось построенное — посыпалось. Виноват же во всем, как водится, кошмарный убийца и жуткое чудовище Деркулов — деток им пугать осталось только: «Прийдэ Кырыл, видрыжэ пуцьку»! Отстойный бука — отдыхает.
— Как много слов…
— Да какой там!
— Конечно. Все в одну кучу свалено.
— Можно и раздельно. Вы, товарищ полковник, на мове — размовляетэ?
— Нет…
— Жаль. Много в жизни потеряли… Знаете, как по-украински будет «медведь»?
— ?..
— «Ведмидь».
— Точно. Слышал.
— Это случай правильного словообразования по законам «мовы творэння». Бывают иногда, как в настоящем языке, и неправильного — «лысыця», например.
— Лиса, что ли?
— Да. Почему — «неправильно». Если следовать окровской логике, то должно быть — «лыцыся»… Или, еще проще — как по-окровски звучит Уильям Шекспир?
— Ну?
— Ылля Трясоспыс!
— Да ладно! Нет такого перевода.
— Да ну, Павел Андреевич — правда! В мой паспорт загляните. И еще в официальные документы миллионов Олэксиев та Мыкол.
— Есть такой перегиб, известно.
— Перегиб был, когда при советской власти на эту пидарастню глаза закрывали. Вспомните, сколько народов было в Союзе?
— Та! Кто считал, Деркулов?
— Правильно! А скольким национальностям дозволялось игнорировать государственный язык и везде, даже в армии, лопотать на своем суржике? А?!
— Отдельные исключения…
— Какие, в жопу, исключения?! Все хохлы — поголовно, особенно — правобережье. Вопрос даже не в уродстве этого — который языком вдруг провозгласили — уебищного диалекта. Вопрос в отрыве, с мясом, целого куска народа. Помните кучмовскую «Украина не Россия». Вот в чем фишка! Все направлено на отстройку, на отторжение от общности. Любая тема хороша, хоть Мазепа, хоть голодомор, хоть бандеровцы. Что угодно! Но главное — язык, почему им и задирали сверх всякой меры.
— Теперь про НАТО…
— Я понимаю, Павел Андреевич, вам смешно, но я все равно — закончу… Ладно — язык. Что уж там! Возьмите историю. Про древних укров, прародителей ариев, говорить вообще не буду — «занад-то»… Да, впрочем, как и историческая колыбель нынешних окров — Запорожская Сечь — откровенная бандитская малина. Звериной Чечне начала девяностых в страшном сне такое не снилось. Ладно, история — по сто раз переписываемая наука. Возьмите культуру… Кто у нас ярче всех зазвездился: Пыдорас Грыгорыч Шевченко, Люся Окраинка, Иван Хренько, кто еще? Почему хохлов не смущает, что все три столпа — бесноватые мракобесы? Откровенно и не стесняясь, хвостика и рожек не пряча. Кобздырь, ко всему прочему, еще и помешанный на крови русофоб. Что, к слову, вовсе не мешает, а помогает(!) канонизации — по идолу в каждом городе — и обязательному заучиванию бездны его текстов детьми во всех учебных заведениях. При этом Пушкин и Гоголь — внеклассное чтение по «зарубежной литературе»…
— Ты про менталитет — забыл…
— Было бы что забывать! В одном наперстке поместится… Что культура, что мировоззрение — мелкая убогая задрота! Сама «мова» всю жизнь была и остается языком села! Одним словом — хуторское, местечковое, кумовское крысятничество. «Моя хата с краю» — центральная мировоззренческая доктрина… Да вообще, не углубляясь, вслушайтесь в само название — Окраина, окраинцы, окраинная культура. Культурная обочина. Страну неправильно назвали. Правильно — Маргиналия. Понимаете?!
— Вот я напоролся сегодня с тобой, Кирилл Аркадьевич! Вот — попал! Ведь просто хотел коньячка попить, воздухом подышать… Нет! Ты — со своим украиножэрством… Правильно хоть сказал-то?
— Правильно… — буркнул собеседник.
— Вот завелся… Тебе не в партизанщину, тебе бы в политику удариться.
— Вам тогда послевоенные репрессии в Бендерстане показались бы легким фокстротом.
— Ну дык мало тебе было места в пропаганде: развернуться негде, хохлам всю правду-матку вбить в темечко саперной лопаткой, так ты в боевые рванул.
— Это — личное.
— Не поладил с кем?
— Да нет. Мне-то чего делить…
— Так чего ушел?
— То — долгая история, Павел Андреевич.
— Ты сегодня куда-то торопишься?
* * *
Двери распахнулись, и на пороге моего кабинета возникла подтянутая фигура начальника службы Стасовой безопасности.
— Ну, что, дружище, готовы — на утро?
Ну, наконец-то! После трехнедельного заданного Скудельниковым марафона попутно решился давно уж наболевший вопрос эвакуации семей. Тема, доставшая всех, но до сего дня — упорно стоявшая колом.
При правлении Бессмертных подобные, так сказать, «личные» вопросы решались по схеме: «Отъебись!» То есть — разбирайся в самостоятельном порядке либо вылизывай у нужных людей и жди благостного позволения пристроиться холуем в хвост очередного транспорта. Да и не было у меня такой возможности, даже если бы, ради своих, и решился полакействовать: Кравец умеет и грузить, и мотивировать — я, при всем желании, с самого начала работы в «контре» не вспомню ни одного нормального выходного.
