Неверные, чувствуя себя в безопасности в своих владениях, становились все сильнее и сильнее. В течение одного века турки заняли всю Малую Азию и стали стучаться в ворота Константинополя, в прошлом Царьграда. Здесь через пятьдесят лет владычества латинян греческие императоры вернули себе трон. Константинополь оставался самым культурным городом мира, давшим пристанище искусствам и знаниям Римской империи, хранившимся в нем тысячу лет. Но, несмотря на все свое видимое великолепие, Константинополь умирал, его население сокращалось, его империя понесла ощутимый урон от дожа Дандоло и никогда уже не смогла восстановить былое могущество. Последним достижением великих крестовых походов оказалось разрушение империи, служившей оплотом христианского мира.
Пал Царьград, и Святая София, тысячу лет бывшая христианской церковью, превратилась в мечеть. Захватчики, промчавшись через город, вырвались на просторы Европы, и факел знаний погас.
Именно в это время последний крестоносец отправился на помощь. Он не годился для этой цели, этот папа Пий, носивший раньше имя Энеа Сильвио, автор светских книг, политик-интриган, который лишь в середине жизни стал священником – из одного честолюбия. Никогда полностью не выяснилось, выросла ли его решимость освободить Константинополь из любви к классическому наследию, страха государственного мужа перед завоеванием Европы или из его – святого отца – понимания религии. Возможно, Пий II сам принял крест по всем этим причинам, дабы устыдившиеся правители Европы последовали его примеру.
Он отправился от собора Святого Петра в Анкону, принадлежавший ему порт, в котором на собственные деньги собрал флотилию транспортных кораблей. Двигался он медленно, хотя отчасти военным порядком, с отрядом всадников впереди и пешими солдатами в арьергарде. В середине колонны шли мулы с его багажом; личная свита, в основном духовные лица, также за счет папы ехали верхом на хорошо откормленных лошадках. Хотя Пию еще не исполнилось шестидесяти лет, его силы убывали, путешествие так истощило его, что это вызывало тревогу у сопровождающих. Поскольку он требовал продолжать путь, его уложили в паланкин, и процессия двинулись дальше по пыльным дорогам в сторону Анконы.
Приблизительно в пятнадцати милях от порта врач, постоянно ехавший подле паланкина, сделал рукой знак, по которому кавалькада замедлила ход и остановилась. Врач спустился с мула, чтобы смешать стимулирующее средство из принесенных слугой вина и воды и еще добавить пару капель из бутылочки, подвешенной у него на шее. Один из тех, кто шел рядом с паланкином, обмахивал больного, отгоняя мух, наклонился и приподнял папу, чтобы он мог попить. Жидкость стекала из уголков рта больного, и ее вытирали салфеткой. Папе умыли лицо и руки, поправили занавески, чтобы они загораживали солнце.
– Ваше святейшество, – сказал врач, осторожно укладывая руку больного, – не угодно ли вам отдохнуть, пока не спадет дневная жара… здесь есть гостиница.
Больной дышал неровно и хрипло. Врач наклонился, приблизив ухо к бледным губам.
– Долгая дорога, – прошептал умирающий папа. – Король Венгрии… император… король Франции. Я устыдил их, и они явились, но как долго они смогут ждать? Как далеко еще до Анконы?
– Около пятнадцати миль, – ответил врач.
– Поехали! Поехали! Мы должны туда попасть до темноты.
Врач снова сел в седло, покачивая головой.
– Капитан спросил в гостинице, грузится ли армия на корабли, но хозяин не понял, о какой армии речь, – заметил личный секретарь папы, ехавший рядом с врачом.
– Странно, ведь до армии отсюда не более пятнадцати миль, – удивился врач.
– Очень странно.
– Можно было бы предположить, что они очистили все окрестности, запасая продовольствие.
– В самом деле.
– Гм! – хмыкнул врач, обрывая разговор, и повернулся взглянуть на своего пациента.
– Доживет он до Анконы? – шепотом спросил секретарь.
Врач пожал плечами:
– Если на то будет воля Божья.
Анкона лежала в долине меж двух гор, соединенных кряжем, вдоль которого пролегала дорога. Через несколько часов перед ними открылась долина. Секретарь, прикрывая глаза от солнца, посмотрел вниз на аккуратную маленькую гавань, где теснились корабли, и на синие воды Адриатики за ней. Ехавшие впереди всадники закрывали от него вид на город, лепившийся по склонам, с виноградниками и кипарисовыми деревьями перед городскими стенами.
Капитан всадников, развернув коня, подскакал к секретарю и наклонился, чтобы шепнуть на ухо:
– Никаких палаток!
– Что?
– За городом нет армейских палаток. Совсем нет.
Секретарь вытянул шею, пытаясь что-то увидеть за всадниками, но он был маленьким, полным человечком и ехал на маленьком, толстеньком пони, поэтому его попытка оказалась неудачной.
– Лучше еще раз остановиться, – предложил он врачу, – прежде чем начнем спускаться в Анкону.
Врач велел остановиться, и, пока он ухаживал за своим пациентом, секретарь проехал к голове колонны. Сияющий на солнце город представлял собой беспорядочное смешение серых стен и черепичных крыш. На склонах гор не было ни намека на лагерь, но по дороге, идущей в гору вдоль ручья, снабжавшего город водой, двигалась толпа.
– Должно быть, они погрузились, – предположил озадаченный секретарь. – Погрузились и отослали домой носильщиков.
– Наверное, так, – неуверенно согласился капитан.
Секретарь нервно рассмеялся.
– Знаете, – объяснил он капитану, – я никогда еще не был с армией, и меня удивляет, как много людей остается, когда она уходит.
– Гм, да, – сказал капитан, глядя на людской поток, вытекающий из городских ворот. – Нищие, разносчики, знахари, прачки… за армией всегда тянется разный сброд.
– Как далеко до Анконы? – пролепетал больной, когда секретарь вернулся.
Секретарь наклонился над ним:
– Всего лишь пять миль. Город уже отчетливо виден.
– Тогда подними меня. Подопри подушками! – Он прикладывал титанические усилия, чтобы приподняться. – Мне лучше… это просто слабость. Ты уже смог различить гербы?
– Гербы? – На мгновение секретарь смешался. – О, знамена армии! Их не видно, поскольку они только что погрузились. Нищие и разносчики с мулами возвращаются домой.
Папа улыбнулся:
– Король Франции… король Венгрии… король Испании… Им стало стыдно. Из-за моей слабости мы опаздываем на встречу с ними. Поспеши!
Процессия неуклюже тронулась вперед. Здесь были люди, ведущие лошадей с паланкином, и другие, кто держал привязанные к нему шесты, чтобы придать ему дополнительную устойчивость и удержать от чрезмерно резких движений. Они направились с гребня вниз, потеряв из виду Анкону и идущую вразброд по дороге толпу.
Когда эти люди снова попали в поле их зрения, они были уже гораздо ближе. Секретарь пришпорил свою лошадку, поскакал по дороге и нагнал капитана, который показал на ближайшую группу в полумиле от них:
