«А Адольф еще ни о чем не ведает, если верить Эльзе, — рассуждал он про себя, краем уха слушая возбужденных коллег. — Любопытно, как бы он повел себя на моем месте… Ведь чтобы сорвать эту похабную сделку со Шлейхером, мне достаточно просто… отправиться спать».
Адъютант, беспрерывно отвечавший на телефонные звонки, прервав Аммана, доложил, что звонит Гесс. Рем минуту слушал, один раз хмыкнул, потом нахмурился.
— Если тебя не устраивает Крюгер, я пришлю другого… Я вышлю охранную роту. Там у меня каждый стоит пятерых. Но хотя бы дождись меня… А, дьявол! — Он швырнул трубку и морщась поднялся. — Двадцать человек из охранной роты, без оружия, по машинам! — Рем резко повернулся к Штеннесу и Амману, схватившимся за кобуру. — Гесс, Лей и Гиммлер раскрыли заговор. Думаю, тот самый, о котором вы мне здесь толкуете. Я должен проверить сам. Я еду.
— А если провокация, шеф? — подступил Штеннес.
— Оставайтесь здесь и держите связь со всеми подразделениями. От СС всего двадцать человек Наших сорок. Лею и Гессу у меня нет оснований не доверять.
— Два пса фюрера! — бросил ему вслед Амман. — Бульдог и…
— Овчарка? — хмыкнул Штеннес вопросительно.
«А черт его разберет! — подумал Амман о Гессе. — Когда начинали, все было понятно — свой парень, надежный, как стена. Но у этих богатеньких да ученых мозги так вывернуты, точно их кто-то каждый день за ноги трясет».
Всего через десять минут после приезда отряда СС маленькое кафе «Метрополис» в восточном пригороде Берлина напоминало фантастическую декорацию странной пьесы, действие которой было внезапно остановлено. Изумленные посетители дико озирались на замерших у столиков, подиума и входных дверей двухметровых парней в черной форме, тускло смотрящих поверх голов.
Несколько человек сделали попытку подняться, но их тут же швырнули на место. И ни единого слова; слышался тихий гул с улицы, смешки девиц.
«Метрополис» посещали в основном молодые актеры-анархисты, а также — безработные леваки, недавно объединившиеся в маленький союз, который часто проводил здесь свои бестолковые и сумбурные заседания. На них выкрикивались обычные требования к правительству, президенту и депутатам.
У Гиммлера в Берлине действовала сеть осведомителей, дававших информацию обо всех радикально настроенных объединениях. Сейчас он выбрал одно из таких. Выбрал за случайный состав, идейный разброд, но главное — за удаленность от центра и безответность этих несчастных, на которых можно при необходимости свалить все что угодно, едва ли кто-то станет разбираться с ними всерьез.
Через десять минут после появления эсэсовцев в дверь вломились другие персонажи. Их коричневые рубашки были хорошо известны берлинцам; многим знакомы были и их дубинки, которыми те принялись колотить по столам, спинкам стульев и стенам, подстегнув действие абсурдной пьесы. Раздались женские визги, звон посуды, все пришло в хаотическое движение. Когда еще через четверть часа в «Метрополисе» появился Эрнст Рем, трое главных «заговорщиков» уже были изолированы в подсобном помещении; с ними находился Гиммлер и пятеро его парней. Приехавшие с Ремом вместе с остальными штурмовиками немедленно занялись наведением порядка — поднимали и расставляли опрокинутые стулья, сгребали осколки бутылок и черепки посуды. Перепуганному хозяину бросили пачку денег и дали инструкции на случай появления полиции. Посетителям же Гиммлер, чьи парни по-прежнему торчали посреди кафе бессловесными истуканами со скрещенными за спиной руками, принес извинения, объяснив, что все они сделались свидетелями ареста опасных заговорщиков, покушавшихся на жизнь начальника штаба СА полковника Рема.
Оба, Рем и Гиммлер, провели свои роли безукоризненно — каждый перед своими людьми, ни один из которых даже близко не заподозрил, какую комедию их вынудили разыграть. Оба постоянно держали в поле зрения Гесса, чья охрана являлась прямой обязанностью Гиммлера, что не раз подчеркивал лично фюрер. Рем увидел Рудольфа, едва переступив порог «Метрополиса», — тот был в форме рядового СА, с дубинкой в руке. Рем зашел в подсобное помещение взглянуть на «покушавшихся»: трое безработных — двое молодых и один пожилой — вели себя спокойно, уверенные, что произошла ошибка.
— Нас с кем-то спутали, — сказал пожилой Рему и кивнул на Гиммлера. — Я уже объяснил офицеру: пусть ищут того, кто им нужен, а мы ни при чем.
Ни Гиммлер, ни Рем ничего не ответили — спектакль нужно было доиграть до конца. «Заговорщиков» вывели из кафе к машинам. Дальше сценарий предполагался следующий: всех троих отвезут в штаб СА и станут допрашивать. Опытные адвокаты, которых предложат обвиняемым, энергично состряпают дело из воздуха; клиентов прижмут к стене и затем предложат деньги. Утром все трое (вариант — двое или один) заявят в полицию об участии в заговоре с целью покушения. Нацистская пресса поднимет шум. Рем будет представлен жертвой, а это всегда импонирует обывателю. Если дело и дойдет до суда, приговор едва ли будет суровым — год условно, не более. В этой ситуации выигрывали все: и жертва Рем (редкий повод почистить репутацию), и «злоумышленники», которые получат кругленькие суммы, и СС с СА, проведшие успешную совместную операцию, и лично Гиммлер, которому все обязаны.
Но тут произошло непредвиденное.
Один из заговорщиков, самый молодой, лет двадцати, когда его подвели к машине, внезапно вильнул, как заяц, в сторону и бросился бежать. Штурмовик из уличного оцепления шутя сделал ему подножку, и парень покатился по мостовой. Когда его подняли и встряхнули, изо рта у него хлынула кровь. В том месте, где он упал, большой камень оказался весь в крови — мальчишка разбил голову.
Гиммлер понимал, что это его промах. К счастью, ни Рем, ни Гесс из кафе еще не выходили. Парня засунули в машину, усадив на заднее сиденье — он уже перестал дышать. Машины отъехали, вслед за ними грузовики СС и СА.
Вернувшись в штаб, Рем позвонил фюреру. Гесс сидел тут же, курил и глухо молчал. Рем несколько раз пытался передать ему трубку, но тот как будто этого не видел. Шел второй час ночи. Почти все гости Хаусхоферов разъехались, в гостиной сидели только Ангелика с Фриэдль и Эльза, ждавшая мужа.
Болтовня двух девчонок, на этот вечер опять сделавшихся близкими и родными, немного отвлекала и успокаивала Эльзу. У нее было нехорошо на душе. Она чувствовала, как эта душевная смута отравляет все ее существо, а значит, и то, что теперь жило у нее под сердцем.
В гостиную зашел Гитлер, перед тем долго говоривший по телефону. Он присел рядом и взял ее руку.
— Все в порядке, дорогая. Иди отдыхать. Рудольф приедет утром.
— Почему утром? — спросила она. Гитлер поглядел в потолок.
— Что я могу сделать с ним? У меня нервы сдают, я ору, едва ли ногами не топаю, отдаю приказы, и он молчит, вроде бы соглашается, а делает по-своему! Понимаешь? Молчит и делает. А если подчиняется — так это еще хуже во сто крат. Нет, не умеет он подчиняться. Не военный человек.
— А ты умеешь? — невольно улыбнулась она.
— Как тебе сказать? Не люблю до смерти. Но если приходится, мой организм мне таких сюрпризов не преподносит. И еще, дорогая, я теперь точно знаю, что у твоего мужа честолюбия на пфенниг не наскребешь.
