— Извините. Я не знала. Что с вами?
— Простуда, наверное.
— У вас болит горло, голова?
— Да, немного.
Она подошла к роялю, потрогала пальцем клавиши. Одна звякнула слегка. «Видел бы меня сейчас кто из боевых товарищей, — думал Роберт. — Они бы лопнули со смеху. Но что делать, если последняя достойная девушка, за которой я романтически ухаживал, была моя тридцатисемилетняя жена… А ведь они чем-то похожи, — вдруг поразился он, — та тоже то сердилась, то делалась очень нежна».
— Хотите, чтоб я поиграл? — спросил он. Маргарита нервно повернулась.
— Руди сказал…
Ох уж мне этот Руди! Роберт стиснул зубы, но улыбнулся.
— Ваш брат предпочитает Моцарта. Это, кажется, его любимое… — Он сел к роялю и заиграл «Маленькую ночную серенаду».
— Нет, не нужно… — Она чуть дотронулась до его плеча. — Пожалуйста.
— Вам не нравится? Я теперь редко играю. Растренировался. Но мне больше нечем вас развлечь.
— Меня не нужно развлекать. И мне очень нравится. Я только не понимаю, — она отошла к окну и стояла вполоборота к нему, — я не понимаю, зачем вам эта политика. Вы же музыкант.
— Нет, и никогда не был. Она пожала плечами.
— Я не понимаю.
«Нечто подобное я недавно говорил Рудольфу, — усмехнулся про себя Роберт. — Что же он мне тогда ответил? Да, что-то о воле и вере».
— Эта политика, как вы ее назвали, — всею лишь стремление изменить печальную участь Германии, — сказал он.
— Насильственным способом?
— А что в нашем мире совершается иначе?! Другого способа у природы нет. Через силу к радости!
— Быть жертвой — меньший грех.
— Случается, что, рождаясь, дитя губит свою мать. По-вашему, оно грешно?
— Младенец действует бессознательно. Им движут силы природы.
— Они движут и нами. Государства, как люди, рождаются и умирают. Вот и новая Германия должна родиться. Сама природа вытолкнет ее из чрева Европы, которая при этом вполне может и… отдать концы.
— А если Бог решит иначе? Если во время несчастных родов он решит сохранить мать?
— Бог? Мы в этой гипотезе не нуждаемся. Она неприняла шутки:
— Нет Бога — нет и греха. Нет греха — нет и кары за него. Что же вы оставляете?
— Право сильного.
— Сильного без разума? Сильного без души?
— Разум — это воля вождя. Душа — его вера.
— Его? — Она отвернулась от окна со странной улыбкою.
Роберт понял, что охотники возвращаются. Он ясно представил себе Адольфа в нелепой меховой шапке и огромных мохнатых сапогах.
— Что ж, Христос ходил в рубище, обдирая босые ноги о камни Иерусалима.
— Христос? Но ведь вы в этой «гипотезе» не нуждаетесь!
— Не путайте Бога с мессией. В нем мы нуждаемся, как никто иной!
— Но кем же он послан?
— Природой.
— Природой, без разума и души? Что это такое?
— Не более чем соединение молекул. А душа — энергия их движенья. Разве вам не объяснили этого в школе?
— А если… природа пошлет другого мессию?! И он скажет, что мы, арийцы, — низшая раса, пригодная лишь для того, чтобы пасти скот иудеев и возделывать поля славян?!
— Что-что?
— Разве не являлись уже миру безумцы, пророчившие власть одним и рабство другим? И где они теперь — империи Александра, Цезаря, Тамерлана? Где наполеоновский рейх? Что осталось от них кроме пластов человеческой плоти?! Я где-то читала, что оазисы в пустыне — это кладбища прошедших некогда армий. Превратите Европу в пустыню с оазисами? А вы не боитесь, что арийский оазис будет цвести пышнее всех?!
— Что? — Роберт про себя присвистнул. Ай да девчонка! Вот это страсть! И как похожа на брата! Такой же обманчиво дремлющий вулкан! Чтобы скрыть возбуждение, он повернулся к роялю и, поскольку послышался шум и веселые голоса ввалившейся в дом компании, заиграл марш тореадора из «Кармен». Под эту бодрую музыку и появились первые улыбающиеся «охотники», румяные с мороза и шутливо переругивающиеся Геринг и Ангелика. Увидав Грету у окна и Роберта за роялем, они резко остановились и в первый момент даже как будто попятились назад.
— Много белок настрелял? — спросил весело Лей.
— О да! — смеялся Геринг.
— Герман не промазал ни в одну, — заметила Ангелика.
— С таким оружием, какое у меня было, промахнуться немыслимо!
— Да, у Фридриха первоклассные стволы, — согласился Роберт.
— Безусловно, только я-то стрелял из пальца, старина! Вот из этого! — Геринг поднял указательный палец. — Наши дамы пожелали создать новую партию — беличьих пацифисток. А фюрер объявил себя вегетарианцем.
— Ничего, друзья мои! — воскликнул вошедший следом за ними Фриц Гесс. — Мои егеря уже пустили собак, и завтра я обещаю вам полную компенсацию за моральный ущерб.
Только сейчас поняв, что произошло, Роберт захохотал; вслед за ним рассмеялись и остальные.
— Лей, как всегда, показывает, что он умнее всех, — сказал Геринг жене. — Воображаю, как он пыхтел тут вокруг малышки Марго, пока я гонял белок. Ничего, завтра я возьму реванш!
За ранним ужином обсуждали стратегию охоты на кабана. По тактическим моментам высказались лишь четверо; остальные задавали вопросы. Четвертым, помимо известных охотников Геринга, старшего Гесса и Лея, оказался Борман, и в этом деле проявивший должную осведомленность. Дамы помалкивали. Эльза пыталась что-то сказать по поводу природного феномена, но мужской азарт рос в геометрической прогрессии. Даже Геббельс, обычно сторонившийся физических нагрузок, слушал чрезвычайно внимательно, и глаза его азартно блестели. Пожалуй, единственным, кто был по-настоящему равнодушен к предстоявшему действу, оставался Рудольф Гесс.
— Как, имея такого отца и традиции, не сделаться охотником! — недоумевал Геринг.
— Да, я не любитель. Это правда, — несколько смущенно соглашался Рудольф. — Ничего не нахожу в этом. Загнать живое в угол, убить в упор… Что за удовольствие!
— А если это живое в три центнера весом и с клыками по полфута каждый! Разве в подобном поединке ты не ощущаешь себя Зигфридом?!
— У Зигфрида не было двустволки.
— Ты же альпинист! Ты знаешь, что такое азарт! — не унимался Геринг.
Мой дед, бывало, ходил на кабана с одним кинжалом, — вздохнул Фридрих Гесс. — Пока собаки держали зверя, он в два приема перерезал сухожилия на передних ногах, а когда тот тыкался рылом в снег, вонзал другой — в шею. Есть еще прием — принять всю тушу на длинный нож, но… это уж из области фантазий. Да и зверь должен быть некрупный. Нет, в этом деле хорошее ружье верней всего.
