Митридат бросил вперед конницу, расположенную на флангах, намереваясь взять верх над Дувагом еще до столкновения пехоты.
На краях равнины закипели яростные конные схватки под звон мечей и топот копыт.
Пешие отряды иберов надвигались, засыпая понтийцев стрелами. Понтийские лучники, находившиеся позади тяжелой пехоты, отвечали дружными залпами. Чем ближе подходили иберийцы, тем явственнее было видно, как много воинов у них гибнет от понтийских стрел.
Наконец пешие рати сошлись врукопашную.
Митридат во главе отряда тяжеловооруженных всадников выжидал, чтобы ударить там, где иберы будут брать верх. Он видел, как трудно приходится «бессмертным» под натиском иберов, что расстроены ряды у его копьеносцев и греческие гоплиты все больше подаются назад. Враг наседает и все больше теснит его войско.
Внезапно примчался гонец от Тирибаза.
— Царь, из леса показалась какая-то конница. Идет на нас! Митридат не успел сообразить, что предпринять, а перед ним уже осадил взмыленного коня другой гонец.
— Царь, Сузамитра просит помощи!
И тут же прискакал гонец от Фрады, колесницы которого еще не вступили в битву.
— Царь, в тылу у нас строится другое войско. Похоже, это союзники иберов.
Митридат в смятении теребил перевязь с мечом, не зная, что делать, на что решиться. Было ясно, что он со своим отрядом не успеет всюду.
Гонцы в нетерпении ожидали от него ответа.
Митридат, не зная, как справиться с волнением, грубо бросил одному из них:
— Передай Сузамитре, пусть держится. У него три тысячи всадников, сколько ему еще надо!
Гонец умчался.
— Скажи Фраде: я приказываю ему атаковать зашедших нам в тыл воинов, кто бы они ни были, — сказал Митридат другому гонцу.
Воин ускакал, огрев коня плетью. Остался гонец от Тирибаза.
— Передай Тирибазу я иду к нему на помощь, — сказал Митридат. Гонец поскакал на левый фланг, где от поднятой пыли было трудно разобрать, что там происходит.
Митридат построил свой отряд в боевую колонну и на рысях повел его туда же. А в голове у него вертелась тревожная мысль: сможет ли Фрада рассеять своими колесницами появившееся позади войско? И что это за войско? И велико ли оно?
Полуденное солнце припекало. Битва шла уже больше трех часов. Постепенно все смешалось: конница, пехота, колесницы… Тут и там носились лошади, потерявшие в битве седоков, громоздились тела убитых, валялось оружие, лежали перевернутые колесницы; понтийцы оказались в кольце врагов, их колчаны уже опустели, сломались копья, кони были измотаны.
Тирибаз, сражавшийся бок о бок с Митридатом, крикнул ему, что битва проиграна и надо пробиваться в горы.
— Немедленно, пока наше войско не обуяла паника! — добавил он при этом.
Митридат сверкнул на него глазами.
— Бежать?! Никогда!
Беспорядочное сражение продолжалось еще около часа. Затем понтийцы обратились в бегство, не слушая приказов военачальников, бросая щиты и знамена. Только «бессмертные» и греческие гоплиты отступали в относительном порядке.
Митридат со своими конниками метался по полю битвы, стараясь удержать от бегства своих и яростно нападая на врагов. Под ним убили коня, и было уже не до победы, не до лавров великого Александра, ибо множество иберов обступили Митридата, стараясь захватить его в плен. Увидев, что Митридат отчаянно сопротивляется, враги устремили на него свои мечи и копья. Немногие телохранители, сражавшиеся рядом с Митридатом, один за другим погибали в неравной схватке.
Митридат задыхался в бронзовом панцире и железном шлеме с прорезями для глаз. Щит, утыканный стрелами, казался ему неимоверно тяжелым, ныла рана в плече, перед глазами от удара камнем по голове плыли красные круги. Он разил врагов длинным галатским мечом, до боли закусив губу. Отчаяние и злоба придавали ему сил.
Внезапно иберы расступились, а некоторые из них упали, сраженные дротиками.
Перед Митридатом верхом на конях возникли Тирибаз и Сузамитра. Какой-то перс подвел к Митридату поджарого серого коня, укрытого окровавленной попоной, и что-то говорил ему, торопя и подталкивая.
Митридат тупо смотрел на Сузамитру, отдающего приказы своим воинам, которые теснили иберов, образовав круг около Митридата.
— Да садись же на коня! — крикнул Митридату Тирибаз, свирепо вращая глазами. — Войско уходит! Или ты будешь один сражаться с иберами?
Убрав меч в ножны, Митридат с трудом взобрался на коня. Во время долгой скачки сначала по полю, заваленному телами людей и лошадей, потом по лесу, по которому с топотом и треском продиралось бегущее понтийское войско, Митридат пребывал как во сне. Он бы ускакал не туда или вовсе свалился бы с лошади, если бы не два воина и Тирибаз, опекавшие его, как маленького ребенка.
Поздно вечером, когда в небе загорелись звезды, разбитое войско наконец остановилось на отдых у подножия горной гряды, покрытой густым ельником. Митридат свалился с коня в густую мягкую траву и заснул мертвым сном, как был: в панцире и шлеме, не чувствуя боли от раны.
* * *
Только оказавшись в Сарапанах, Митридат понял и оценил тяжесть понесенного поражения. Был потерян лагерь вместе с походной казной. Потери войска убитыми и пленными составили двадцать тысяч человек. В битве пал хазарапат и много других военачальников.
Тяжелее всего для Митридата было то, что сражение было проиграно по его вине. Сначала он растерялся и не смог принять верного решения, потом своим упрямством довел войско до полного разгрома и сам чудом остался жив.
Митридату было стыдно смотреть в глаза своим полководцам.
В Сарапанах Митридат проводил в горьком одиночестве дни и ночи, изредка допуская к себе лишь врача и слугу, приносившего еду и питье. В своих терзаниях Митридат доходил до того, что хотел даже покончить с собой, поскольку деяния Александра и Ганнибала оказались ему не по плечу. Он бездарный полководец! Эта мысль жгла Митридата раскаленным железом. Он проиграл битву не стойким римским легионам, не прославленной парфянской коннице, но жалкому царьку ничтожной горной страны! Было отчего прийти в отчаяние.
На исходе пятого дня к Митридату прорвался Тирибаз.
Он увидел царя лежащим на ложе с грязными спутанными волосами и жесткой щетиной на щеках и подбородке.
Тирибаз заглянул в стоявший подле ложа кратер: вина в нем было больше половины.
— Хорошо, хоть наш царь не ударился в пьянство, — без насмешки произнес Тирибаз.
— Зачем пожаловал? — недружелюбно промолвил Митридат. — Будешь успокаивать?
— Я пришел сказать, что ты забыл поблагодарить богов, — сказал Тирибаз.
— За что? — резко вымолвил Митридат, садясь на ложе. — За то, что боги не спасли меня от поражения?
