— Как я и говорил, — ответил мистер Митчем. — Про нас узнали в городе, но в последнюю минуту. Еще бы недельку — и мы бы каждый вечер собирали полные залы.
— Ну, хороший последний концерт — тоже дело. Представь себе заметки в завтрашних газетах: «Спасибо за великолепный прощальный концерт в Сэндибэе! Это был фурор!» И вот что еще я думаю, Митчем, — серьезно добавил Джимми, — мистеру Порсону стоит принести побольше стульев. Он недавно говорил, что одолжил штук пятьдесят какой-то конторе. Сегодня их надо вернуть, так-то. Как раз управимся до концерта, я оставлю ему сообщение.
Позже мисс Трант стала свидетельницей того, как в зал вносят запасные стулья. Среди работников был и мистер Окройд.
— Видно, на следующей неделе тут ожидается какое-то небывалое представление, — с долей горечи сказала мисс Трант мистеру Окройду. — А иначе зачем им еще стулья?
— Для нас, мисс Трант! — ответил тот, привычно заламывая на затылок коричневую кепку. Он носил ее, не снимая, и всегда приветствовал мисс Трант именно так. — Грят, сегодня полный зал набьется, а те, кто последними придет, вообще стоять будут! Явятся все жильцы того дома, где я поселился, а с ними их друзья и родные. Еще я слыхал, лучшие места уже выкупили — те, что по два шиллинга и четыре пенса.
— Как чудесно, мистер Окройд! — воскликнула мисс Трант.
— Ну да, хоть какие-то перемены, — сухо признал он.
Она взглянула на него с укоризной:
— Неужели вам больше нечего сказать?
Мистер Окройд не покраснел, потому что заливаться румянцем было не в его привычках, однако заметно смутился.
— Не, почему ж? — возразил он. — Я очень рад, правда! Первый сорт!
Мисс Трант не на шутку взволновалась и пришла в павильон раньше обычного. Хотя на улице привычно моросил дождь, от которого пирс выглядел заброшенным и одиноким, к самому павильону уже вовсю стекались люди. В последнюю минуту Сэндибэй спохватился, что «Добрые друзья» дают необыкновенно хорошие концерты. За десять минут до начала представления все незанятые места были выкуплены, в проходах по бокам и сзади тоже толпились люди. Еще через пять минут в зал впихнули последних счастливчиков, на дверь повесили табличку с надписью «Мест нет», и «Добрые друзья», в сущности, начали отказываться от денег. Мисс Трант сидела в уголке за занавесом, рядом с дамской гримерной, и узнала это первой — от самого мистера Порсона. Весть тут же облетела все гримерные и кулисы: «Милочка, мы отказываемся от денег!» — «Забиты под завязку, старик». Артисты по очереди выглядывали в зал через щелку в занавесе. «Вот это будет концерт! — кричали они друг другу. — Что я говорил? Как знал!»
— Ну, мисс Трант, — сказала миссис Джо, — почувствовали разницу?
Мисс Трант чувствовала. Вся атмосфера павильона изменилась. Было ясно, что по другую сторону занавеса — уже не холодные пространства, пустые кресла, зевки и праздные взгляды; что все ждут отменных развлечений и готовы в любую секунду разразиться шквалами хохота и аплодисментов. Мисс Трант пыталась снисходительно удивляться волнению своих подопечных, однако не преуспела в этом и волновалась не меньше остальных — хорошо еще, у нее не было дел. Ах, какой это абсурд, но зато как захватывающе, как весело!
Джимми в последнюю минуту озарило:
— Давайте начнем играть с закрытым занавесом. Два номера: «Свернем же за угол» и песню Сюзи!
Иниго — с помощью Мортона Митчема — успел расписать партитуры этих двух песен для всех музыкантов маленького джаз-бэнда, и они хорошо их отрепетировали. Все быстро заняли свои места: Иниго сел за рояль, Джимми за барабаны, Митчем обнял банджо, а Джо, Сюзи и Элси взяли корнет, скрипку и тенор-саксофон — играли они неряшливо, но вполне сносно. Меньше чем через минуту они уже ждали сигнала к началу концерта.
Свет в зале погас, вспыхнула рампа. Уже раздались первые аплодисменты. Раз, два, три, — и заиграла музыка. Рампти-ди-тиди-ди-и. Рампти-ди-тиди-и. Сперва тихо, а потом все громче, громче, оглушительно! Весь павильон словно бы двигался под летевший из-за занавеса ритм. Зрители топали, напевали, насвистывали — ели и пили музыку. Прозвучала яркая кода, Джимми грохнул палочкой по подвешенной тарелке, и наступила тишина. В следующий миг зал затопили овации.
— Бросайте инструменты! — заорал Джимми сквозь овации. — Все на сцену, Иниго играет обычное вступление! Живо, живо! Давай, Иниго! Готовь занавес, Окройд! Ух, чую, сегодня мы дадим жару!
И они дали жару. Зрители хлопали, когда Джо предупредил их об опасностях, подстерегающих в морской пучине, и захлопали вновь, когда миссис Джо обнаружила вернувшегося с войны Энгуса Макдональда. Услышав мелодичное заявление Элси о том, что ей нужен именно такой ухажер, как они, все дружно повскакивали с мест. От мистера Митчема остался только пот и улыбка — он показал столько фокусов и сыграл столько песен, что к концу его выступления и карты, и струны должны были раскалиться докрасна. Стоило Джимми открыть рот или просто пройтись по сцене, как зал взрывался хохотом. Когда же Джерри Джернингем свернул за угол, а Сюзи спела песенку про возвращение домой, зрители принялись немилосердно хлопать, топать и свистеть, вновь и вновь вызывая обоих на бис. Занавес опустился почти в одиннадцать — на сорок пять минут позже обыкновенного, но и тогда овации восторженной публики не умолкли. «Ре-ечь!» — доносилось то из одного, то из другого конца зала.
Джимми поманил к себе мисс Трант, которая стояла за кулисами, дрожа от восторга и утомления — ведь ей довелось увидеть не только артистов, но и публику.
— Скажите им что-нибудь, — одними губами попросил ее Джимми.
Она тут же яростно замахала. Зрители представлялись ей одним жутким, пусть и дружелюбно настроенным чудищем, а выбежать на освещенную сцену и заговорить с ним было столь же невыполнимо, как улететь на луну.
— Леди и джентльмены! — начал Джимми.
Опять взрыв оваций. Тут все заметили, что сквозь толпу к сцене пробирается работник павильона, а в руках у него — огромный букет роз. Софиты уже потухли, поэтому приближающийся букет видели все артисты. Дамы не сводили с него глаз. Миссис Джо мысленно понадеялась, что в зале нашелся истинный знаток музыки. Элси невольно подумала, что среди зрителей в передних рядах сидит какой-нибудь ее поклонник (в чем, в чем, а в поклонниках у нее недостатка не было). Сюзи уже заготовила особую улыбку и крошечный реверанс — едва ли букет достанется кому-то еще. Если кто сегодня и заслужил цветы, так это она. Работник поднял букет роз над головой, а Джимми подскочил его забрать. Он прочел записку: три дамы затаили дыхание. Джимми обернулся, потешно хмыкнул и вручил букет… Джерри Джернингему.
Мистер Джернингем — разгоряченный, уставший и, пожалуй, немного мокрый, но по-прежнему обворожительный — изящно поклонился, мельком глянул на записку (надпись гласила: «Мистеру Джерри Джернингему от N.», причем гласила аккуратным женским почерком), вновь улыбнулся публике и своим коллегам, трое из которых усердно пытались скрыть возмущение. Надо отметить, что несколько недель спустя в дамской гримерной вновь заговорят об этом чудовищном букете — мы не последний раз слышим о нем, и таинственная N. еще может появиться в нашем повествовании.
