— Это ваш знакомый? — спросил он, пытаясь говорить легким и непринужденным тоном.
— Кто? О ком вы говорите?
— Вы все время улыбаетесь вон тому, высокому. Сразу видно, что он только что сделал себе перманент.
— А, тот, что все оглядывается? Он, кажется, принимает меня за какую-то свою знакомую. Красивый малый.
— Что ж, раз вы это находите, значит, так оно и есть, — сказал Тарджис с горечью. Он ощущал внутри боль, настоящую физическую боль, мучительнее зубной. — Мне он не нравится. По-моему, у него вид настоящего мазурика.
Но в глубине души он знал, что незнакомец и выше, и крепче, и красивее его, что он лучше одет и вообще представительнее его. Он готов был убить его за это.
— Вот уж неправда! — возразила Лина. Потом засмеялась и сделала ему гримасу. — Вы ревнуете, вот и все. А ревновать нехорошо. Я сейчас опять улыбнусь ему. Он мне нравится.
Когда Лина сказала это и решительно посмотрела туда, где сидел незнакомец, Тарджиса охватило желание кинуться на нее, вонзить ногти в ее нежное тело, сделать ей так больно, чтобы она закричала. Желание это было так сильно и властно, что потрясло его. Ничего подобного он до сих пор не испытывал. Но в эту минуту обмен взглядами и улыбками прекратился, ему положила конец девушка, сидевшая рядом с незнакомцем. Девушка эта тоже обернулась («Дай Бог ей здоровья!» — подумал Тарджис), нахмурилась и что-то сказала своему спутнику. После этого молодой человек перестал оборачиваться, а Лина делила свое внимание между сценой и Тарджисом. Все же он до конца вечера оставался в каком-то странном состоянии духа.
— Вы можете проводить меня домой и опять поужинать со мной, если хотите, — сказала Лина, когда они вышли из театра. — Наша девушка отпросилась на вечер. Так что, если хотите, можете и сегодня помочь мне приготовить ужин.
— Ну, конечно, хочу! — восторженно сказал Тарджис. — И вы извините меня за глупое поведение… знаете, там, в зале.
— Ревнивец! — засмеялась Лина. — Ой, как холодно на улице! Давайте возьмем такси. Да не бойтесь, плачу я, ваши драгоценные полтора шиллинга останутся при вас. Мне хочется поскорее добраться домой, я озябла. Ну-ка, остановите вон ту машину!
Тарджис за всю свою жизнь только один раз ездил в такси. Сидя бок о бок с Линой в темноте, он смотрел в окно на мелькавшие мимо знакомые шумные улицы, и это путешествие без затраты малейших усилий казалось ему просто каким-то волшебством. Не успели они оглянуться, как были уже в Мэйда-Вейл. Все эти чудеса делали жизнь роскошной, изумительной и в то же время простой. Войдя в дом, Лина и Тарджис услыхали громкое жужжанье голосов, доносившееся из нижней квартиры. Похоже было, что комичная старая иностранка созвала сегодня всех друзей, родню и друзей родни для обсуждения своих «бед». В комнате наверху сегодня как будто было еще больше подушек, граммофонных пластинок, коробок, бутылок. Опять Лина смешивала коктейли, и они имели все тот же странный вкус, сначала сладкий, потом горьковатый, потом — внезапно огонь по всему телу. Сегодня Тарджис выпил один, потом второй, и все предметы вокруг как-то увеличились, и сам он вырос в собственных глазах. Опять, как тогда, они ужинали за низеньким столиком перед камином, но сегодня ужин был роскошнее и все, видимо, куплено готовым в картонных банках и коробках. За ужином они разговаривали самым дружеским образом, и Лина в ярко-зеленом платье, чудесно оттенявшем рыжеватое золото ее волос, светло-карие глаза, алый рот и белую шею, была красивее, чем когда-либо. Все было изумительно.
— Вы знакомы с миссис Дэрсингем? — спросила Лина.
Он покачал головой.
— Я ее видел только один раз, когда она зачем-то приходила в контору.
— Она не такая красивая, как я, правда? Или, может быть, вы другого мнения?
— Такая красивая, как вы! — ахнул Тарджис, и ахнул искренне. — Господи, как вы можете сравнивать! Она — самая обыкновенная женщина, а вы — красавица. Да, красавица.
— Неправда, вы этого не думаете. Вы просто меня поддразниваете.
— Ничуть, — возразил он очень серьезно. (Поддразнивать ее! Придет же этакое в голову! Да разве он посмел бы?) — Я не видывал женщины красивее вас, никогда в жизни не видел и не увижу, никогда, никогда!
Лина вознаградила его улыбкой. Потом нахмурила брови.
— Не нравится мне эта миссис Дэрсингем. Я ее видела тоже только раз, но ненавижу ее. Она гордячка и мерзкая, злая кошка.
— В самом деле? — Тарджиса в эту минуту совсем не интересовала миссис Дэрсингем.
— Да. Она противная. И папе она тоже не понравилась. Он и мужа ее не очень-то любит. Он говорит, что мистер Дэрсингем дурак.
— Все-таки он не плохой человек, — возразил Тарджис, подумав. — Впрочем, я его мало знаю. А вот в торговом деле он, кажется, мало смыслит. До приезда вашего отца дела конторы были в полном упадке. Наше счастье, что приехал мистер Голспи. Не буду хвалиться, что посвящен во все, но это я знаю. Мистер Голспи очень дельный человек, правда?
Лина утвердительно кивнула.
— Он всегда добывает уйму денег, но проматывает все или теряет на какой-нибудь безумной затее. Он терпеть не может долго сидеть на одном месте. Если бы не это, он мог бы зарабатывать гораздо больше и разбогатеть по-настоящему. Но он за этим не гонится. Когда он решил ехать в Лондон, он написал мне, чтобы я тоже приехала, потому что он намерен остаться здесь надолго, и обещал, что у нас будет настоящий семейный дом. А теперь он уже говорит, что не любит Лондона и скоро опять уедет куда-нибудь.
— Да неужели? — Тарджис посмотрел на нее широко открытыми глазами. — Как это — скоро?
— О, очень скоро, — ответила она небрежно. Потом, словно что-то вспомнив, прибавила: — Послушайте, я ничего не знаю наверное, так что вы никому об этом не говорите. Дайте слово, что не скажете!
— Хорошо, не скажу. Но если он уедет, — продолжал Тарджис, озабоченно глядя на нее, — то и вы с ним уедете?
— Ага, вот что вас интересует!
— Да. Вы не уедете?
— Может, уеду… передайте мне, пожалуйста, папиросу… а может, и нет. Зависит от обстоятельств. Но послушайте, Тарджис, если мой отец узнает, что я проболталась, он будет взбешен. Хотя он позволяет мне делать все, что я хочу, но когда разозлится, он настоящий дьявол, можете мне поверить.
— Верю, — сказал Тарджис, никогда в этом не сомневавшийся. — Не хотел бы я видеть его в гневе!
— Господи, какой скучный и неприятный разговор! — воскликнула вдруг Лина и встала. — Давайте выпьем еще. Вы когда-нибудь были пьяны? Наверное, были. Я раза два в Париже напивалась в компании американцев. Мы всю ночь пили шампанское и ликеры. Раз я даже свалилась под стол и спала там бог знает сколько времени… Заведите граммофон и поставьте что-нибудь веселенькое. А потом идите сюда, я налила вам стаканчик. Посмотрим, не разучились ли вы еще танцевать.
Танцевали они недолго: Лина объявила, что она устала, а он слишком неповоротлив. Она потушила одну из ламп и отошла к камину. Тарджис подошел и стал рядом, совсем близко. Осторожно обнял ее рукой за талию и, так как Лина не отстранилась, крепче прижал ее к себе. Стоя вполоборота к нему, Лина подняла прелестное лицо, глянула большими загадочными глазами, приблизила губы так, что они были не более как на дюйм от его губ, и шепнула:
