Тогда незнакомец приблизился и положил свою руку на ее чело. Но она сказала ему:
— Какая мне польза от того, что ты положил на мое чело свою руку? Ведь ты же не пророк?
Тогда он улыбнулся ей и сказал:
— Иди теперь в город, лежащий вон там, на склоне горы, и покажись священникам.
Больная подумала про себя: «Он насмехается надо мной, потому что я верю в исцеление. От него видно я не узнаю того, что мне нужно».
И она пошла дальше. Вскоре она увидела человека, ехавшего по широкому полю на охоту, верхом на коне.
Когда он был уже так близко, что мог расслышать ее, она крикнула ему:
— Не подходи ко мне, я могу заразить тебя! Скажи только, где мне найти пророка из Назарета?
— Что тебе нужно от пророка? — спросил ее всадник и стал медленно приближаться к ней.
— Мне нужно только, чтобы он возложил свою руку на мое чело и исцелил меня от моей болезни.
— От какой болезни хочешь ты излечиться? — спросил всадник. — Ты не нуждаешься во враче.
— Не видишь ты разве, что я прокаженная? — крикнула она. — Я рождена от больных родителей в горной пещере.
Но всадник подъезжал все ближе и ближе к ней, ибо она была свежа и прекрасна, как только что распустившейся цветок.
— Ты прелестнейшая девушка во всей Иудее! — воскликнул он.
— Не глумись надо мной, как глумился и тот! — сказала она. — Я знаю, что лицо мое обезображено и что голос мой подобен рычанию дикого зверя.
Но он глубоко заглянул в ее глаза и сказал ей:
— Твой голос так же звонок, как весенний ручей, струящийся по камням, а лицо твое так же гладко, как мягкий шелк.
В эту минуту он подъехал к ней так близко, что она могла видеть себя в блестящих украшениях его седла.
— Поглядись сюда вместо зеркала, — сказал он.
Она посмотрела и увидела лицо, нежное и мягкое, как только что раскрывшиеся крылышки бабочки.
— Что это я вижу? — сказала она. — Это не мое лицо.
— Нет, твое, — сказал всадник.
— Но голос у меня разве не хриплый? Не звучит ли он так, как скрип телег по каменистой дороге?
— Нет, он звучит, как самые нежные струны арфы, — ответил всадник.
Она обернулась назад и указала на убегающую вдаль дорогу.
— Не знаешь ли, кто этот человек, что скроется сейчас за этими двумя дубами? — спросила она.
— Это тот, о ком ты только что спрашивала, это пророк из Назарета, — отвечал всадник.
Тогда она всплеснула руками, и слезы полились из ее глаз.
— О, святой праведник! Ты носитель силы Божией! — воскликнула она. — Ты меня исцелил!
Всадник поднял девушку на седло, отвез ее в город, стоявший на склоне горы, отправился с ней к старейшинам и священникам и рассказал им про свою встречу с ней. Они подробно расспросили обо всем, но когда узнали, что девушка родилась в пустыне от больных родителей, не захотели верить в ее исцеление.
— Возвращайся туда, откуда ты пришла! — сказали они ей. — Если ты была больна, то останешься больной всю свою жизнь. Ты не смеешь приходить к нам в город, чтобы не заразить всех нас своей болезнью. Она же сказала им:
— Я знаю, что я здорова, потому что пророк из Назарета возложил свою руку на мое чело.
Услышав это, они воскликнули:
— Кто он такой, чтобы делать чистыми нечистых? Все это — дьявольское наваждение. Возвращайся к своим родным, иначе ты погубишь всех нас!
Они не хотели считать ее исцеленной и запретили ей оставаться в городе. Они постановили, что всякий, кто даст ей приют, будет тоже объявлен зараженным.
Когда священники изрекли этот приговор, девушка спросила человека, встретившего ее в поле:
— Куда же мне идти теперь? Неужели снова вернуться в пустыню к больным?
Но он посадил ее к себе в седло и сказал ей:
— Нет, ты не должна возвращаться к больным в их пещеры; мы уедем с тобой отсюда за море в другую страну, где нет законов для чистых и нечистых.
И они оба…
Но когда виноградарь дошел в своем рассказе до этого места, императорский раб поднялся и прервал его.
— Тебе незачем рассказывать дальше, — сказал он. — Ты хорошо знаешь эти горы, поэтому проводи меня немного, чтоб я еще сегодня пустился в обратный путь, не дожидаясь утра. Я должен немедленно, не теряя времени, сообщить все, что ты рассказал, императору и Фаустине.
Когда виноградарь проводил раба и вернулся к себе в хижину, жена его еще не спала.
— Я не могу уснуть, — сказала она. — Я все думаю, что эти двое обязательно должны встретиться: Тот, который любит всех людей, и тот, который их ненавидит. Кажется эта встреча должна будет перевернуть весь мир.
Старая Фаустина прибыла в далекую Палестину на пути в Иерусалим. Она не хотела, чтобы кому-нибудь другому было поручено разыскать пророка и привезти его к императору. Она при этом думала так: «Того, что нам нужно от этого чужеземца, нельзя добиться силой или купить за деньги. Но, может быть, он исполнит нашу просьбу, если кто-нибудь падет к его ногам и расскажет, какое несчастье постигло Тиберия. И кто же может усерднее просить за императора, чем та, которая не меньше его самого страдает от его несчастия?»
Надежда спасти Тиберия придала силы старой женщине. Без особого утомления перенесла она долгое плавание до Яффы, а путь в Иерусалим совершала не в носилках, а верхом. Казалось, она переносит трудное путешествие так же легко, как знатные римляне, воины и рабы, составлявшие ее свиту.
Это путешествие от Яффы до Иерусалима наполнило сердце старой женщины радостью и светлой надеждой. Была весна, и долина Сарона, по которой они ехали в первый день пути, представляла собой сплошной яркий цветочный ковер. Да и на второй день, когда они очутились среди гор Иудеи, цветы не покидали их. Холмы разных очертаний, между которыми вилась дорога, были все засажены фруктовыми деревьями, стоявшими в полном цвету. Когда же путешественники уставали глядеть на бледнорозовые цветы персиков и абрикосов, взор их мог отдохнуть на молодых побегах винограда, которые развертывались на темно — коричневых лозах. Они появлялись с такой быстротой, что рост их можно было, кажется, видеть глазами.
Но не одни только цветы и весенняя зелень делали это путешествие таким приятным. Больше всего привлекали внимание громадные толпы народа, направлявшиеся в это утро в Иерусалим. Путники стекались к городу со всех проселочных дорог, со всех тропинок, с одиноких вершин и из самых отдаленных уголков равнины. Выйдя на большую Иерусалимскую дорогу, отдельные странники соединялись в большие толпы и дальше радостно шли все вместе. Вокруг одного старца, ехавшего верхом на верблюде, шли его сыновья и дочери, зятья и невестки и все его внуки. Это была такая многочисленная семья, что она составила целый маленький отряд. Одну старушку, которая была слишком слаба для того, чтобы идти пешком, сыновья подняли на руки, и она, гордая своими детьми, дала себя нести сквозь почтительно расступавшуюся перед ней толпу.
