— С вами что-то случилось? Не зная, с чего начать, я сказал:
— Вы, как всегда, франтом.
— Слышал об отъезде Юнис. Понимаю, это удар для вас.
— Давайте сначала сделаем то, для чего мы пришли сюда, — сухо заметил я. Поговорить с ним о Юнис лучше в другой раз, когда я буду спокойней и у меня пройдет желание съездить ему по физиономии.
— Извините, что я так опростоволосился, — сказал Фабиан, беря меня под руку. — Первый раз в жизни. Слоуну исключительно везло. Я выдал ему расписку. Но он хочет наличными, и я обещал, что сегодня к четырем часам будет уплачено. Позвонил в Цюрих, чтоб перевели в местный банк. Но нам надо вместе выполнить еще кое-какие формальности. Ох, уж эти швейцарские банкиры!
В задней комнате банка нас тщательно опросил молодой клерк. Потом он позвонил по телефону в наш банк в Цюрихе и долго говорил по-немецки, то и дело поглядывая на нас и, как я понял, подробно описывая обоих. Он спросил номер моего паспорта, и, к счастью, я помнил его. Окончив переговоры, он объявил:
— Все в порядке, джентльмены. К четырем часам будут приготовлены деньги.
Когда мы вышли и прошли к машине, которую Фабиан поставил на стоянке у банка, он пригляделся ко мне и сказал:
— Вы меня беспокоите, Дуглас. У вас такой подавленный вид. В конце концов, это лишь деньги. Не больше. У нас еще все впереди. — Деньги тут ни при чем, — ответил я и рассказал о приходе полицейского, не упомянув о событиях этой ночи, связанных с Диди и Юнис.
— Так вы, значит, взяли это колье? — посмеиваясь, спросил Фабиан.
— Идите к черту, Майлс. За кого вы меня принимаете?
— Я только начинаю как следует узнавать вас, друг мой. Во всяком случае, вы несколько лет провели в отелях.
— Всего в одном. А у тех, кто в нем жил, можно было взять лишь грошовые запонки.
— Могу ли я напомнить, что вы взяли и нечто более ценное? — холодно заметил он. В первый раз я почувствовал, что он может поверить тому, что я украл это колье.
— Ладно, заткнитесь, — сказал я. — Пошли лучше на лыжах.
Мы молча ехали в машине. Впервые между нами возникла неприязненная отчужденность.
Фабиан хорошо ходил на лыжах, движения его были уверенны и четки, как видно, в свое время он прошел неплохую школу. Однако он был осторожен, поэтому я все время шел далеко впереди него и Лили и мы не могли разговаривать. Лишь перед спуском Лили спросила меня:
— Что вы сделали с моей сестрой? Почему она чуть ли не крадучись сбежала от нас?
— Спросите у нее самой, — досадливо буркнул я.
— А, понятно. Подул фен. А этот теплый с истомой ветер раздражает нас, лыжников.
Когда мы затем обедали в клубе, появился Слоун и тут же направился к нашему столу. В лыжных ботинках он ступал тяжелее и громче обычного. Лицо у него было багровое, вид победоносный, наверное, он уже подзаправился виски. Его появление сразу же отбило у меня охоту есть, и я отложил нож и вилку.
— Привет, друзья, — обратился к нам Слоун. — Замечательный денек, не правда ли?
— Угу, — промычал Фабиан, потягивая вино.
— Не пригласите ли меня к вашему столу? — спросил Слоун.
— Нет, — ответил Фабиан.
Слоун криво ухмыльнулся, в глазах у него загорелся злой огонек.
— Обожаю игроков, которых расстраивает проигрыш, — с издевкой сказал он. Потом порылся в карманах и вытащил листок бумаги. — Фабиан, вы не забыли о расписке?
— Не хамите, — холодно предупредил Фабиан. — С нами женщина.
— Добрый день, мадам, — поздоровался Слоун, как будто только что заметил Лили. — Мы, помнится, уже встречались в прошлом году в Сан-Морице.
— Да, помню, сэр, — небрежно проговорила Лили в дворцовой манере восемнадцатого века.
Слоун аккуратно сложил расписку, спрятал ее в карман и повернулся ко мне, тяжело похлопав меня по плечу.
— Какого черта вы здесь, Граймс? Вы же сломали свою драгоценную ногу.
— То был ошибочный диагноз, — сказал я.
— Ну как, шустрый мальчик, вломились еще в какой-нибудь номер в отеле?
Я смущенно огляделся вокруг. Хотя Слоун говорил громко, никто, казалось, не услышал его слов.
— Не далее как этой ночью, — в тон ему ответил я.
— Все шутите, юноша. Ишь, обожатель чужих ботинок. — Слоун хрипло рассмеялся, глаза его налились кровью. Он был из тех людей, что за полчаса могут поссорить целые нации. Мысль о том, что этому хаму придется сегодня в четыре часа отдать тридцать тысяч, раздражала и угнетала меня.
— Новые часики случайно не заработали? — нарочито громко спросил Слоун. — Или здесь вам труднее развернуться?
— Убирайся вон, свинья, — прошипел я, чувствуя, что кровь закипает в жилах.
Слоун натянуто рассмеялся, словно счел мою резкость за шутку.
— Будьте поосторожней с этим приятелем, — обратился он к Фабиану. — Он ушлый малый… — Он хрипло расхохотался: — Ну, раз меня не приглашают, пойду прокачусь на лыжах. Тем более поздно сегодня встал, надо размяться. Встретимся в четыре в отеле, Фабиан, — подчеркнуто серьезным тоном напомнил он и, тяжело и неуклюже ступая, вышел из ресторана.
— И вот с такими людьми приходится иметь дело, — вздохнул Фабиан.
— Что ж — американцы! — воскликнула Лили и, пожав мне руку, добавила: — Простите, милый, вас я не имела в виду.
— Прощаю всех, — сказал я. — А как насчет еще одной бутылочки вина?
Я был взвинчен, надо было успокоиться. Сидя за столом с Фабианом и Лили, спокойно и мерно жующими, я чувствовал, как во мне нарастает острая неприязнь к ним обоим. Меня так и подмывало высказать им в лицо все: и то, что было во Флоренции, и то, что вчера ночью поведала мне Юнис. Однако моя жизнь крепко переплелась с этими людьми и зависела от них. Потому я молча занялся едой и поданной бутылкой вина, едва прислушиваясь к тому, о чем они болтали за столом.
— Мистер Фабиан, мистер Фабиан! — высоким тревожным голосом крикнул молодой лыжный инструктор, вбежавший в ресторан.
— Да, я здесь, — отозвался Фабиан, попросив инструктора не кричать так громко. — В чем дело?
— Ваш друг мистер Слоун, — торопливо заговорил инструктор. — Вам лучше самому выйти к нему. Он наклонился надеть лыжи…
— Успокойтесь, Ганс, и не кричите, — остановил его Фабиан, знавший всех служащих на лыжных курортах по имени, что было основой его популярности среди них. — В чем же дело?
— Едва он прошел несколько шагов, — начал объяснять инструктор, — как вдруг упал, потеряв сознание. Мне кажется, что он уже мертв.
Фабиан бросил на меня странный, загадочный взгляд. Готов поклясться, что в нем сквозила радость.
— Ерунда, Ганс, — резко возразил он. — Очевидно, мне нужно выйти и посмотреть, что случилось. Лили, останься здесь, а вас, Дуглас, попрошу пойти со мной.
