В какой-то момент, примерно через месяц после выздоровления,
Суриков сорвался. Он страшно устал от напряжения, в котором постоянно находился
в присутствии своей хозяйки, ему стало невыносимо скучно, и он махнул рукой на
все запреты и мечты о квартире, прогулял рабочий день и рванул в тот район, где
раньше кучковался с корешами. Найти приятелей оказалось несложным, и встречен
он был радостно. Посыпались вопросы: куда пропал, где был. Не виделись они
давно, с тех пор еще, как дядя Петя исчез окончательно с горизонта и стало
ясно, что в ближайшее время поступлений не предвидится и долг Сереже отдать не
удастся. С приятелями тут же закатились на чью-то хату, глотнули какой-то смеси
(по случаю возвращения блудного друга «колес» отсыпали бесплатно) и оттянулись
по полной программе. С девками и с забойной музыкой. Давно уже Сурикову не было
так легко и хорошо. Не надо ни во что вникать, мозги напрягать, сдерживать
себя. Полная свобода! Вечный кайф!
Через два дня хату пришлось освобождать, вернулись хозяева.
Сергею даже в голову не пришло позвонить старухе, предупредить, что ночевать не
будет. Он в тот момент был уверен, что никогда не вернется к ней. Да пошла она
со своей квартирой! Будет он ради какой-то задрипанной квартиры жизнь свою
губить. Очень надо. Правила у нее, требования, и вообще мудреная она какая-то.
Нет, не по нему такая жизнь. Лучше с корешами. Они простые и свои в доску.
Еще четыре дня он провел в привычных скитаниях, ночевал где
придется, когда с компанией, а когда и один. Через неделю после ухода из дома
Бахметьевой он впервые подумал о том, как же старуха там без него. Он-то без
нее нормально, можно даже сказать – отлично, а вот она… Старая же совсем, даже в
магазин с трудом ходит. Почему-то вспомнилось, что Софья Илларионовна просила
его оконные щели утеплителем проложить, зима на носу, в комнате холодно. Он
обещал, но не сделал. В выходной собирался.
Ему было страшно признаться себе, что он скучает по своей хозяйке.
Он никогда в жизни ни по кому не скучал, даже по матери-алкоголичке. Решение
вернуться зрело трудно, он боялся гнева старухи, выговоров и нравоучений.
Последней каплей стало появление того типа, которому Сергей задолжал деньги.
К Софье он приполз избитый, с кровоточащей губой, в
разорванной куртке. Старуха ни слова не сказала, отправила его в ванную, потом
снова, как раньше, уложила в постель и поила своими чудодейственными отварами.
Наутро только спросила:
– На работу пойдешь или как?
– Не знаю, – осторожно ответил Сергей. – Если не
выгоните – пойду.
– А если выгоню?
– Тогда не пойду. Какая ж тут работа, когда ночевать
негде.
– Иди работай, – сухо сказала Бахметьева. – Если тебя,
конечно, за прогул не уволили. Вечером поговорим.
Его не уволили. Какой смысл увольнять грузчика? Можно
подумать, на эту работу кандидаты в очереди давятся. Из зарплаты вычли, это
само собой, но рады были до смерти, что вообще вернулся. Чувствовал себя
Суриков не очень хорошо, все-таки неделя вольной жизни сказалась, но доработал
до закрытия магазина и поплелся домой, ожидая взбучки.
Взбучки как таковой, однако, не последовало. Но это было еще
хуже. Софья молча подала ему ужин и села напротив за стол, подперев рукой
подбородок.
– Значит, так, Сереженька, – сказала она почти ласково.
– Есть вещи, которые можно делать только один раз в жизни. Можно, конечно, их
совсем не делать, но это трудно. Мало кому удается. Все их делают. Вопрос в
том, сколько раз. Так вот, те вещи, о которых я говорю, стыдно и глупо делать
дважды, а то и трижды. Один раз – это нормально и простительно. Но не больше.
Ты понимаешь, к чему я клоню?
– Нет пока, – пробормотал он с набитым ртом.
Обыкновенные макароны с сосисками казались ему самой чудесной едой на свете.
– Если ты ошибся в первый раз – ты просто слишком
доверчивый или легкомысленный. Если во второй раз – ты дурак и подлец. Я тебе
поверила – и ошиблась. Ты меня обманул. Но я тебя прощаю. Второй раз этого не
будет. Ты, конечно, можешь обмануть меня во второй раз, да только я тебя больше
прощать не буду. И помни, Сереженька: я до тебя как-то жила и не пропала. Да,
мне трудно одной, я старая и слабая, но я жила и справлялась. Я без тебя не
пропаду. Лучше одной жить, чем иметь под боком существо легкомысленное и
ненадежное. А вот ты что без меня делать будешь? Опять по подвалам таскаться и
на лавках валяться, когда сердце прихватит? Подумай об этом. И не заставляй
меня больше к этому возвращаться.
Сергей молча жевал, не зная, что ответить. Дурак он, дурак,
пожалел старуху, думал, как она там одна, беспомощная, без него? А она вон
видишь какая, мол, и без тебя проживу, не очень-то ты мне нужен. Ну и
пожалуйста, ну и не хотелось вовсе у нее жить, подумаешь, очень надо. Сейчас
вот доест и уйдет. Совсем. Тоже мне, нашлась тут… Старая карга.
Он пытался разозлить себя, но ничего не получалось. А
Бахметьева, помолчав, добавила:
– Это хорошо, что ты мне сразу не отвечаешь. Сразу-то
никогда нельзя отвечать, не подумавши. Ты подумай над моими словами, взвесь все
как следует. Может, тебе и вправду вольная жизнь слаще, так я тебе не
навязываюсь, ты человек взрослый, сам решаешь, как тебе жить. У меня ты пожил,
почитай, месяц, на воле тоже погулял, так что подумай, прикинь, сравни, где
тебе лучше. Как решишь – так и будет. А мое слово твердое, я его не изменю:
если проживем мы с тобой до моей смерти душа в душу, квартира твоя будет.
Сказала – и ушла в свою комнату. Суриков торопливо доел
ужин, вымыл за собой посуду и тоже юркнул к себе. Быстро разделся и лег в
постель, хотя было-то всего часов восемь вечера. Через стенку доносились
приглушенные голоса – Бахметьева включила телевизор, она всегда смотрела
информационные программы, да не одну, а несколько, на разных каналах. Этого
Сергей тоже не понимал. Зачем? Дурь какая-то. Еще старуха питала пристрастие к
криминальным новостям и исправно смотрела «УВД Санкт-Петербурга сообщает»,
«Дорожный патруль» и «Человек и закон». Тут Сережа был с ней солидарен и с
удовольствием присоединялся. Про трупы и разборки ему и самому было интересно.
Но новости… Еще чего.
Он закутался в одеяло и отвернулся к стенке. Сегодня он еще
здесь переночует, а завтра… Что – завтра? Где он будет ночевать?
Ответ пришел легко и естественно. Как это где? Здесь,
конечно. Чего думать-то? Бабка – золото, не орет, ничего не навязывает, денег
за жилье не берет, да еще и готовит. Вольная жизнь, конечно, дело хорошее, да
только накушался он ею досыта, с самого детства. Родителям вообще до него дела
не было, он, считай, с самого рождения был предоставлен сам себе. В ясли и
садик, конечно, еще водили, да и то не каждый день, на пятидневку спихнули, а
как в первый класс пошел, так сразу стал сам себе хозяин. Мать с отцом ни разу
про уроки не спросили, дневник не посмотрели, им по фигу было, как он учится,
какие отметки получает. Даже на родительские собрания не ходили, так что и не
слышали, как учителя его ругают. Всю жизнь делал только то, что хотел. Хватит,
надоело. Права была старуха: хорошо, когда ты кому-то нужен и кому-то до тебя
есть дело.
