Я ведь, когда ожидала вселенского позора за «Бяки-буки» и молилась, чтобы пережить его достойно, я добавляла: «И больше я на лед не выйду, обещаю». А сама вышла… Ну, и получила то, что заслужила. А получила я гипертонический криз. Плохо себя чувствовала в день съемки и, отработав тракт, пошла к врачу. У нас рядом с катком всегда дежурила машина скорой помощи и со зловещей надписью на борту «Соломинка». Там заспанный врач измерил мне давление и заявил: «Никакого льда». Вкатил мне два укола, один из которых был успокаивающий, и стал меня, и так напуганную и несчастную, еще и ругать: «Куда вы полезли? Вы в паспорт свой иногда заглядываете?»
Потом началась катавасия: кататься мне или нет. А я уже под фенозепамом, у меня все как в тумане, легла я на диванчик и провалилась в какой-то бред. Разбудил меня часа через два все тот же врач, который велел мне в паспорт заглядывать, и проникновенно сообщил: «Татьяна, надо кататься».
Show must go on! А я совсем дурная. И испуганная. Не хотелось мне инсульт получить на льду. У нас же у всех свои внутренние страхи. А я целый год очень тесно общалась с великой русской актрисой Натальей Гундаревой, мы с ней спектакль вместе делали. Она действительно была великой во всем: в красоте, в таланте, в жизненных принципах, отношении к профессии. И очень она была сильная и нежная. Мне она казалась абсолютной хозяйкой своей судьбы. И вдруг такая трагедия – инсульт. Она наш спектакль всего два раза и успела сыграть. У нее была большая нагрузка в театре, и она никогда не отменяла спектакли по состоянию здоровья. Догнала ее болезнь уже на отдыхе, а у нас дачи были рядом, мы в одном месте снимали.
Это я к тому, что я не просто так боялась за себя. Очень боялась. А меня все стали уговаривать кататься. Один Урманов сказал: «Как она решит, так и будет!» И повел меня на свежий воздух выгуливать, как ребеночка. Решила я кататься как смогу. «Конечно, – сказал мой драгоценный партнер. – Как сможешь. Я тебя буду страховать». Откатали мы своего «Костю в Одессе». Помню только яркие вращающиеся, как на карусели, огни и Урманова. О, как он меня берег! Как был внимателен и сосредоточен только на мне! Разве можно им не восхищаться и не быть ему благодарной всем своим существом и душой?!
Ну и хватит драматизма. Дальше опять пошел теледурдом. Мы откатались, и я прямо перед зрителями и камерами попросила судей поставить нам низкие оценки, так как по состоянию здоровья не могу дальше принимать участие в проекте. «Дорогие судьи, поставьте нам, наконец, двойки, которых я так боялась. Не могу я больше». – «Ага! – закричали наши небожители. – Хитренькая какая! Будешь кататься! Подумаешь, давление у нее!» Они действительно не понимали, при чем тут давление и катание на льду, они-то на лед в любом состоянии выходят. А Цискаридзе вообще эту проблему давно имеет и танцует под уколами. И давай нас всерьез оценивать, без снисхождения к моему бедственному состоянию. Я подумала, что они сошли с ума. Игорь Бобрин заявил, что ставит мне низкую оценку не из-за техники, а за то, что ему «не хватило актерских выразительных средств от такой актрисы», как я. Я, значит, башкой вниз вишу и думаю, грохнет меня инсульт или нет, а он от меня актерских фейерверков ждет! Изумили они меня, наши великие. Что я и заявила в камеру. Но редактура мои слова про судей вырезала. И правильно сделала…
Продолжение следует.
6. Красивый уход. Танцы на льду
(последняя часть)
А дальше разгорелись нешуточные страсти по поводу моего участия в проекте «Танцы на льду». Пишу «моего», потому что это я плохо себя чувствовала, а Леша-то был готов кататься дальше и хотел этого, но опять сказал: «Как ты скажешь». Мы было даже попробовали потренироваться легонько, но ничего у меня уже не получалось, давление сразу подскакивало, и я ложилась на бортик. Вот так: не положено, значит, не положено. «Хватит, – сказали мне сверху. – Накаталась». И я наконец все поняла. Леша согласился с моим решением покинуть проект, но попросил, чтобы ушли мы красиво.
Было так: мы попали в номинацию, т.е. на перетанцовку. В номинанты на выбывание были мы и пара Артур Дмитриев – Лика Кремер. У них что-то не ладилось со зрительской поддержкой, катались-то они блестяще; я вообще считаю, что они лучшими среди нас были, но зрительские симпатии – дело загадочное. Конечно, самыми большими любимцами у зрителей были Сергей Лазарев, катавшийся с Анастасией Гребенкиной, и Петр Красилов. Ну, это понятно: девочки от них с ума сходили. И было отчего. Оба невероятно харизматичные, талантливые, красивые и катались к тому же просто обалденно. Но сразу за ними по зрительской поддержке шли мы с Алексеем. Очень за нас голосовали, не стану вдаваться, почему так было. У меня-то есть собственные соображения, но я их при себе оставлю. А в тот раз после нашего, так сказать, трагического проката я в камеры открытым текстом попросила наших болельщиков не голосовать за нас, чтобы я смогла покинуть проект и сохранить здоровье.
И они меня опять не подвели, мои драгоценные люди, которые так нас раньше поддерживали! Вот мы и очутились в номинантах на выбывание в первый раз, раньше мы этой экзекуции счастливо избегали. Вызвали обе пары на лед и, типа, давайте, танцуйте свои прошлые программы, а судьи будут решать, кого выгонять, а кого оставить. Но не все так просто. Судьи совершенно не желали выгонять ни меня с Алексеем, ни Артура с Ликой. Никак у них в голове не укладывалось, как Артур и Лика, пара, получившая за последний прокат от всех судей 6.0, может оказаться в номинантах? Там у них, в судейском корпусе, бунт зрел против руководства. Не верили они подсчетам организаторов, ласточки наши, и готовились дать бой за справедливость. Вот как было! Все по-живому, все эмоционально, по-честному… Даже съемку из-за этого их возмущения задержали чуть ли не на час. Нервы у всех просто горели! Такой накал!
Но все-таки начали Артур с Ликой свой прокат. Я стояла у бортика и твердила: «Только не упадите!» У них в программе совсем уж поддержки какие-то головоломные были. Они не упали. Ну, и мы с Алешей выезжаем после них, встаем в позы, и вдруг я укатываю со льда, прошу микрофон и делаю заявление, что мы отдаем место в проекте без боя нашим соперникам. Та-та-та… (в смысле музыка патетическая).
Апофеоз! Все рыдают! Прямо Шекспир какой-то получился. Уж больно нервы у всех на пределе были. Судьи встали и стали нам аплодировать. Никогда этого не забуду! Зал тоже встал и стал нам аплодировать. Я уже из-за слез вообще ничего не видела, только общие впечатления. А Леша тоже обратился к судьям, сказал, что не хочется вот так просто на печальной ноте уходить, и попросил: «Раз уж Таня не может кататься, то можно я один нашу программу откатаю импровизационно?» Бурные аплодисменты были ему ответом.
И вышел на лед мой олимпийский чемпион, и примерно показал, на что он способен. Господи! Как же он был хорош! Овации! Так что у нас получился прямо-таки королевский уход. Это не одна я так думаю. Леше звонили многие его коллеги и восхищались: «Вот это уход!»
А мы с ним были в каком-то странном состоянии. С одной стороны, полная потерянность: и все? А что же мы дальше станем делать? Что, завтра на тренировку не ехать? Непривычно как-то. А с другой стороны, радостное чувство свободы и уверенность, что мы все сделали правильно.
