И еще у него была необъяснимая особенность. Так-то он был предельно чистоплотен, но раз в месяц ему необходимо было напрудить лужу рядом со своим лотком, и сделать с этим было ничего нельзя, хотя бывал и наказан, и кричала я, и обзывала его. Но это было выше его кошачьих сил, этот ритуал он выполнял неуклонно. И вот как-то лежу я больная в постели, читаю, верный Серега рядом, еды не просит, только раз в туалет сходил, а так безотлучно на своем посту. Долго я лежала, больная все-таки, ну, и мне понадобилось встать зачем-то. И говорю ему: «Вот сейчас пойду посмотрю, что ты в туалете наделал…» Спокойно так говорю, почти без интонации, температура у меня, сил нет. А Серега, услышав о моих намерениях, как рванет в тюрягу! Потому что это был тот самый раз, когда он мимо лотка. Я даже и ругаться не стала, так мне смешно стало. Все понимал. Просто все.
Вот такое существо прожило у меня четыре года. Потеряла я его, не доглядела. Среди его особенностей была и такая: он почему-то, если видел что-нибудь длинное, нитку там или шнурок, непременно начинал эту протяженность медленно, но верно зажевывать в себя, часами мог впихивать в себя какую-нибудь нитку. Я это быстро засекла и старалась, чтобы всякие такие вещи были вне его досягаемости. Но… Погубила его веревка, забытая на подоконнике. Пытались мы его спасти, боролись за него, но… И умер он прямо в канун Нового года, а год этот Новый по восточному календарю был годом Кота. Что тут рассказывать? Я просто не могла понять, где мой Серега и почему он меня не встречает у двери.
Муж не выдержал двухнедельного кошмара и привез мне нового котеночка. Прекрасная Серафима как раз произвела на свет очередного красавца, и он подрастал под ее присмотром в ожидании, когда Марина подберет ему хозяина или хозяйку. Вот мы и стали его хозяевами. Но что странно… Попав к нам в дом, маленький новосел тут же стал умирать… А до этого был нормальный, здоровый и веселый котенок. Не хотел Серега никого пускать на свое место. А потом, видно, понял, что его место в моей памяти и сердце никто никогда не займет, и смилостивился над своим младшим братом. Котенок так же внезапно выздоровел, как и заболел. Он был похож на Серегу. Но не Серега. Нет. Таких я больше никогда не встречала. Сейчас он либо в своем кошачьем раю, либо в другом своем воплощении, если по буддизму. А может, мой первый кот Сережа там, куда передавал накопленную им информацию. Хотелось бы, чтобы он не был слишком строг в своих оценках. Я все-таки не совсем плохая была, а любила его очень-очень-очень…
3. Коты с характером
После Сереги я уже не могла жить без котов, стала заядлой кошатницей. И вот что я вам скажу: коты, как и люди, все разные. (Вот так открытие!) Со своими характерами и уровнями интеллекта. И своим отношением к хозяевам, если они их за таковых считают. Ни один из моих котов не был долгожителем. Тогда не было такого разнообразия в кормах для животных, да их и вообще не было, кормов этих! А сиамцы мои отказывались есть что-либо другое, кроме рыбы (сейчас все начнут возмущаться: «Да как так можно?!»). Если я настаивала на другом меню, то получала безостановочный вой на целый день.
А знаете, как трудно было достать хоть какую-нибудь рыбу во всякие голодные времена, когда страна «перестраивалась»? Не рассказать. Кто это время не пережил, молодые люди постперестроечной эпохи, просто не поверят. Тогда все было пресловутым «дефицитом», от автомобилей до туалетной бумаги, а в продуктовых магазинах стояли рядами пятилитровые банки с томатным соком, покрытые толстенным слоем пыли. Пыль эту никто даже и не стирал. Вот такой дизайн. А больше ни-че-го! Но у заднего служебного входа в магазины шла достаточно оживленная жизнь. Продукты отпускались «по блату». Ну, у кого блат этот был. Дружить тогда с продавщицей какого-либо магазина было не то что престижно, а иногда и жизненно необходимо. Работниц и работников прилавков баловали и лелеяли, задаривали подарками и билетами в театр на любую премьеру (со стороны артистов, значит. У врачей были свои бонусы, и т.д. и т.п.).
Я была небогата такими знакомыми, хотя артисточкой была уже узнаваемой. И вот как-то рыба исчезла вообще, а кот мой голодный орет и орет, но напрочь отказывается от тех кушаний, которые я ему в состоянии предложить. И иду я, накрасившись тоже дефицитной французской косметикой, чтобы получше напоминать свой собственный экранный образ, на поклон служебному входу большого магазина на ул. Горького (ныне Тверская). Прихожу. Вижу у раскрытой двери даму в грязном белом халате, сидит на ящике деревянном, курит. Понимаю, что она как раз мне и нужна. Делаю счастливое лицо и говорю с улыбкой: «Здравствуйте!» Выпустив дым, она неласково и вопросительно тоже произнесла: «Здравствуйте?» Я потопталась секунду, времени терять было нельзя, и завела свой плач Ярославны: «Я артистка, Татьяна Догилева, “Блондинку за углом” смотрели? Так это я там в главной роли». Я даже шапчонку с головы стянула, чтобы подтвердить, что у меня светлые волосы, и все улыбаюсь тетеньке, улыбаюсь. А она слушает меня без восторга. «Понимаете, мой кот ест только рыбу и орет уже третий день, хи-хи, жить просто невозможно, не поможете ли вы мне?»
И она, прервав меня на полуслове, вдруг как заорет в раскрытую дверь магазина: «Вась! Тут артистка пришла. Известная. Рыбы просит. Дай ты ей!» И из темного чрева магазина доносится громоподобное: «Да, за*бали меня уже эти артистки! …! …!» И все слова, за употребление которых сейчас можно и повестку в суд получить. А я стою в грязном дворе у грязной двери грязного входа в грязную подсобку столичного магазина на главной улице Москвы и думаю, что, видимо, мой кот-рыбоед помрет голодной смертью, т.к. больше я рыбу покупать никогда в жизни не буду. Хотела уже идти, но продавщица затушила сигарету, хохотнула на Васины кучерявые словосочетания и пояснила: «Он у нас такой. Сейчас вынесу». Я стояла. Через минуту она вышла и сунула мне в руки пакет какой-то перемороженной мелкой дряни. А я взяла. Но себя ненавидела. И кота тоже, о чем ему и сообщила, когда вернулась с вонючим кульком домой. Тот кот нас не очень любил, индифферентен был к хозяевам и с самого начала не очень здоровый был… Умер рано от болезни, которую не смогли вылечить.
Ну а потом я взяла в дом балинезийца. Увидела на кошачьей выставке это чудо природы и просто была потрясена его красотой. Балинезийцы – они примерно как сиамцы, только шерсть у них длиннее, а вокруг глаз они имеют черную подводку, как у древних египтян. Красота! Стиль! Изящество! Только злые. Даже очень злые, о чем мне стали сообщать по телефону мои знакомые держательницы этих самых зверюг, когда узнали о моих намерениях присоединиться к их сообществу. Разодрать руку хозяйке, если ему что не понравится, – это в порядке вещей! Одной знакомой семь швов накладывали, она мне их лично демонстрировала при встрече, отговаривая от такого необдуманного решения, как поселить в доме агрессора. Другой милой женщине-кинокритику ее любимец уже при мне надавал пощечин только за то, что она пожелала поцеловать его в недобрую минутку. «Ах ты дрянь!» – кричала критикесса, стирая кровь со щек. Вы думаете, меня это остановило? Ха-ха. Ничего подобного. Нашлись люди, готовые уступить мне уже подросшего котенка-балинезийца, и я поехала на край Москвы знакомиться и приглядеться.
Предлагаемый котенок вообще был крутой полукровкой, мамаша была балинезийкой, а папаша (господи помилуй!) камышовым котом, встречающимся в дикой природе. Плод их любви был невероятно хорош собой и вел себя кротко. А мамаша-кошка производила самое благоприятное впечатление: милая, уютная, никаких шипений и пощечин, даже когда я стала с ее котенком играть. Заплатила я, сколько с меня потребовали (не очень много), и вернулась домой с добычей. Назвали кота Дантоном. В театре тогда ставили пьесу про Французскую революцию, и хотя я в новой постановке не была занята, темой этой увлеклась и много читала об этом периоде французской истории. Стали притираться друг к другу.
