Перед вечерней работой Игорь обычно обедает в дешевом кафе поблизости от «Ломоносовской», подкрепляется бутылкой-другой «ЗЕНИТ – чемпион». На ночь жует батон, запивая кефиром… В день на еду тратится около сотни, плюс к тому рублей тридцать на пиво. Это ему пока по карману; даже из тех полутора сотен долларов, что были при нем два года назад, когда уходил побитым и обездомевшим из офиса, сотня лежит целенькая. Она – на крайний случай.
По принятым правилам он никогда, даже в детсадовском детстве, общаться как следует не умел. Часами о чем-то болтать, доверять секретики и «военные тайны», безудержно фантазировать, дружить, встречаясь с другом по пять раз на дню. Он просто не чувствовал к этому потребности. В юности, конечно, его тянуло к людям, особенно к девушкам, но тут же Игорь пугался, что у него не получится. Одни напряги… Но чем дальше, тем сильней девушки тянули к себе, раздражали воображение стройными фигурками, голосами, запахом… Вот если б, если б найти такую – встречаться время от времени, раза два в неделю, понаслаждаться, а потом отдохнуть друг от друга, в то же время с нетерпением ожидая новую встречу… Но люди в его городишке если уж соединялись, то крепко, надолго, разводы были редки (хотя ругались мужья и жены беспрерывно и шумно, случалось, с драками прямо на улице), а походы семейных налево считались сенсацией, о них долго гудел весь околоток.
Женщину Игорь узнал в восемнадцать лет, уже здесь, в Питере. И первый раз – нехорошо, наутро после попойки – потасканная, жирноватая чувиха, учившаяся на третьем курсе ПТУ. Она была ровесницей Игорю, но показалась ему лет на пятнадцать старше… И тяга к девушкам после этого слегка приугасла.
А потом была маленькая погранзастава на сыром островке среди карельских болот. По тревоге поднимались редко, начальство заглядывать не любило – зачем? – ни поохотиться, ни порыбачить; и жизнь текла медленно, сонно, спокойно до отупения. Благо еды хватало и спать разрешали (если от наряда свободен) без ограничений.
Нерадостный, пугающий пропастью будущего дембель. Снова родной городишко, хотящие замуж (именно – замуж) полнотелые девушки, повсюду – глазастые старухи и тетки, ищущие сюжета для сплетен… Одиночество, небывалые тоска и одиночество скрутили Игоря, отрезав от людей, зажав в тесном пространстве своего небогатого, скудного мирка; тяжелая физическая работа на заводе сжигала силы. И он вскоре перестал замечать, что почти ничем не интересуется.
Прилетел Борька, забрал, спас, и началась совсем другая жизнь. То, чего хотелось Игорю, – сбылось сполна. Девчонки были всё новые и новые, без претензий на длительные и серьезные отношения, они не требовали, чтобы с ними особенно разговаривали, их развлекали, уговаривали. Всё пошло без напрягов. Симпатичные и страшненькие, но неизменно чистенькие, ухоженные и веселые. И Игорь отыгрался за прошлое одиночество.
А сейчас… В последние дни он стал побаиваться перспективы всю дальнейшую жизнь провести одному.
Сам того не сознавая, Игорь стал искать ту, что могла бы стать ему по-настоящему близкой. Опершись на черенок метлы, он подолгу смотрел на прохожих. Люди текли быстрой рекой, лица сменялись, мельтешили и исчезали навсегда, заслоняемые другими лицами. Чуда не происходило, ни одна симпатичная (и никакая другая) не останавливалась перед ним и не говорила: вот, это я, я – твоя, а ты – мой… Насмотревшись, устав придумывать подходящие для знакомства фразы, Игорь покупал в киоске «Роспечать» семирублевый «Интим-калейдоскоп» и брел к себе в узкую, сумрачную, похожую на тюремную камеру комнатенку, чтобы любоваться девушками из тощего, дешевенького журнала…
Мелкий, занудливый дождь. Он почти незаметен, но сеется весь день, и неровный асфальт покрыт пятнами лужиц. Метла размокла, отяжелела, каждый взмах ею требует ощутимых усилий. Окурки, чеки, целлофановые обрывки липнут к асфальту, цепляются за березовые ветви метлы. Это раздражает и не дает думать о чем-то другом – все внимание на самом процессе подметания.
Да и люди еще. Шныряют туда-сюда, то и дело приходится сбиваться с ритма, пережидать, пока пройдут, чтобы не задеть метлой, не испачкать их чистой одежды… И вдобавок (но это уж проблема самого Игоря) – промокает левый ботинок. Подошва вот вроде толстая, надежная, а взяла и треснула до самой стельки… Несколько раз пытался заклеить «Моментом», но бесполезно. Хм, мог ли представить пару лет назад, что будет нуждаться в обуви? Было время, менял ее чуть ли не каждый месяц.
– Аккуратнее можно? – выбивает из мыслей сердитый голос.
Перед Игорем высокая, сухая старуха в голубом плаще, синем шерстяном берете. Смотрит так, точно враг перед ней. Смотрит и ждет, когда он уступит дорогу. А может спокойно обойти хоть с одной стороны, хоть с другой…
Игорь подтягивает метлу, кладет черенок на плечо. Последнее желание работать пропало.
Старуха плетется мимо и теперь ясно, что каждый шаг для нее – подвиг… Какая-нибудь блокадница или покорительница Заполярья. Привыкла быть сильной, активной, бесстрашной, теперь же, став немощной, злится.
Площадь вокруг метро уставлена теремками-ларьками, палатками, забитыми всевозможной едой и цветами. Справа от выхода из метро рыночек – компактный и шумный – несколько прилавков, где до позднего вечера кипит торговля. С этим рыночком у Игоря и его напарника Сереги Шурупа больше всего мороки – следи – не следи, вечно горы мусора… В киоске «Видео-аудио» включен магнитофон, людей целый день развлекают и раздражают модные песенки. Возле пивного ларька толкутся хмурые, возвращающиеся со смены мужички; вливают в себя кружку, другую, пытаясь расслабиться и сбросить с лиц гримасы уныния. Мужички молчат, пьют самоуглубленно, глядя на дно кружек, зато пяток подростков рядом шумят и за себя, и за них, не подозревая, что скорей всего каждый лет через семь-десять станет таким же хмурым, измотанным работягой… Нет, наверняка предчувствуют, потому так и шумят, веселятся.
Игорь встряхнул метлу, продолжил гнать мусор к контейнерам. Истертые прутья швыркают о мокрый асфальт. А мысли снова ищут отвлечения от тупой работы… Что, не так уж он и безвыходно одинок, если подумать. Есть, например, девушка в том кафе, где обедает, вроде официантки. Каждый день ее видит, даже здороваться стали… Довольно долго Игорь почти не замечал ее, она была словно одно из составляющих обстановки его ежедневных обедов, но постепенно стала превращаться в живую, довольно миловидную и, кажется, одинокую (по крайней мере без постоянного парня) девушку. Хм, а если взять и пойти к десяти часам, к закрытию, встретить ее? Как бы случайно. Постоять где-нибудь поблизости, посмотреть… Сразу понятно будет, как она домой направится – если торопливо, бодро, то у нее наверняка есть, к кому торопиться, а если равнодушно, не спеша, то… Или просто будет ее уже поджидать друг какой-нибудь, тогда это моментом все объяснит, и не надо больше забивать голову…
– Денис, ты идешь или нет? – снова отвлекает его женский голос. – Сколько можно?!
На этот раз женщина молодая, утомленная тяжелым днем и капризами ребенка. Она тянет мальчугана за руку, а тот упирается.
– Пойдем, а, сынок, – просит женщина. – Сейчас «Спокойной ночи» начнется, на кухне конфетки есть. Чего ты?.. Пойдем, Дениса, пойдем скорей!
