«Гардеробная», — догадалась Женя.
— Эсперанса, моя жена, уже полгода в клинике. Это ее одежда. Мы у нее возьмем. — Он перебрал ласковым движением висящие тряпки, вытянул что-то синее. — У нее восьмой размер, а у тебя, наверное, двенадцатый. Но Эсперанса очень любила всякие балахоны… Вот, — он снял синее с вешалки, — от Балансияга. Попробуй.
Женя сняла пиджак, юбку, это было нормально, он вел себя как профессионал, смотрел на Женю заинтересованно, но по-дружески. Она нырнула в синий балахон, считая, что пятнадцать лет разницы в возрасте допускают эту степень свободы…
— Отлично, — одобрил Мишель и посмотрел на часы. — Поехали…
И снова Женя ничего не спросила: ни про жену, ни про клинику он в Москве и словом не обмолвился — только о проститутках… Она и не знала, что он женат. И еще Женя подумала: «Неужели это я сегодня утром варила овсянку на своей Бутырской улице?»
— Здесь недалеко.
Они ехали минут десять. Потом остановились. Мишель потер переносицу:
— Я не помню, говорил ли я тебе… Понимаешь, в Швейцарии проституция официально запрещена. Имеются ночные клубы, кабаре, бары, где работают девушки. Есть заведения специализированные — стриптиз-клубы. Большинство проституток, которые приезжают сюда на работу, приезжают с артистическими визами, как артистки кабаре. Стриптиз. Понятно? Такие клубы обычно работают до трех. Девушка может снять себе клиента «на потом». Это ее личное дело и налогом не облагается — если не донесут. У русских положение самое тяжелое — большинство девочек зависят от русской мафии. То есть мафия отбирает почти все, что девочки зарабатывают. И вырваться от них практически невозможно. Мне хочется как-то им помочь. Ситуация опасная, для них было бы гораздо лучше, если бы проституцию легализовали… Чем более общество информировано, тем легче с этим работать. Ну, сама разберешься. Здесь у меня есть знакомая русская, Тамар. Если она после выступления свободна, поговоришь с ней…
Мишеля знали всюду — охранник на входе махнул ему рукой и что-то сказал ему очень тихо. Мишель ответил, оба засмеялись. Жене показалось, что шутка была на ее счет. «Конечно, я здесь вроде тульского самовара — привезли…»
Вошли в низкое полутемное помещение, уставленное столиками вкруговую — в центре нечто вроде манежа, с лесенкой, увитой гирляндами, спускающимися с потолка. Музыка играла какая-то полувосточная, странная. Народу немного, половина столиков пустовала. За некоторыми сидели девицы — без клиентов. Вроде как общались между собой. Одна, азиатка, кивнула Мишелю, другая, чернокожая, подошла к столику. Мишель спросил насчет русской Тамар. Та кивнула.
Тамар, как выяснилось, была занята с клиентом. Свое выступление она только что отработала, и теперь гость заведения пригласил ее выпить. Они сидели за дальним столиком. Женя издали рассматривала русскую девицу — она оседлала стул боком, как амазонка лошадь. Тонкие блестящие ноги сверкали как лаком облитые. То ли колготки особые, то ли кремом намазаны, не поняла Женя.
Мишель заказал вино, но карточку официанту не вернул — показал Жене:
— Видишь цены?
Но Женя плохо ориентировалась в иностранной валюте, и тогда Мишель объяснил: большая часть дохода заведения происходит именно от торговли напитками, которые здесь продают по цене раз в десять выше обычной. Бутылка посредственного шампанского — около трехсот долларов. В этом клубе за вход не платят, но подносят выпивку. И первым же бокалом вина клиент оплачивает вход. Девочки в этом заведении работают по двум категориям: выступающие с номером и статистки.
— Вот! — указал Мишель на манеж, где заструился свет. — Сейчас номер будет. Я этот номер и сам не видел. Здесь раньше трапеции не было.
Вышли под музыку две высокие девицы, одна в красном купальнике и в прозрачном длинном плаще, вторая в таком же черном.
— Обе трансвеститы. Тебе повезло. Это лучший стриптиз. Я слышал про них — они из Аргентины.
— То есть они мужики? — изумилась отставшая от жизни Женя.
— Были мужики, — объяснил Мишель. — А теперь они, безусловно, женщины. И они так наслаждаются своей женской природой, как натуральные женщины не могут… Сама увидишь.
Трансвеститы стали раскачивать лесенку и раскачивались вместе с ней сами, а потом сплелись в какую-то сложную фигуру руками и ногами, прицепились к лесенке, и плащи их развевались, и волосы совершали плавные движения в ритм медлительной качке. Постепенно они стали взбираться вверх, ухитряясь сохранять сложное переплетение рук и ног.
Потом сверху упали их прозрачные плащи. Там, наверху, они расцепились и стали друг друга страстно раздевать — лифчики, пояса, трусики, под которыми оказалась пышная татуировка в самой интимной области. А потом, уже совсем голыми, они стали сползать по лестнице, играя грудями, животами и ягодицами. Женя смотрела на них во все глаза, пытаясь найти хоть какие-то следы их былого пола. Пожалуй, только кисти у одной были слишком крупными для девушки.
— Мишель, а как это ты сразу догадался, что они трансвеститы? Есть какие-то особые признаки? — тихо спросила Женя, и Мишель с жаром принялся объяснять:
— Несколько очень явных признаков. Обрати внимание, размер ноги и размер руки — это нельзя переделать. Потом — рельеф мышц плеча, это трудно удаляется. Но самое главное — талия. У мужчин грудная клетка цилиндрическая, не сужается к талии, а у женщин — коническая. И это один из самых верных признаков. Посмотри еще на шею — иногда заметен кадык, это тоже хирургически не убирается. Я сюжет про трансвеститов делал. А подкачать грудь, ягодицы — для хирургов вообще не проблема. Гели специальные, наполнители. Гормоны, конечно. Потом расскажу. Вон Тамар.
К ним шла, улыбаясь бессмысленной улыбкой, хрупкая девица на неверных ногах. Мишель встал, они поцеловались, он представил Женю:
— Моя приятельница из Москвы. Я ей про тебя рассказывал, она хотела с тобой познакомиться. Женя ее зовут.
Женя смотрела на Тамар во все глаза. Внешность у девицы была трогательная: рот детский, глаза — круглые, волосы подобраны в пучок на макушке, и розовые ушки смешно парусили возле маленькой головки. Лет ей было давно не восемнадцать, но выражение лица — ребячливое.
— Из самой Москвы? Ну надо же! А я там отроду не бывала. В Хельсинки была, в Стокгольме, в Париже тоже. А в Москве не была. Я с Харькова. Знаете? — акцент был украинский, очень яркий.
— Ты выпьешь, Тамар? — спросил Мишель.
— Не, пить не буду. Но ты, Мишель, закажи, пусть стоит, ладно? — и обратилась к Жене: — А вы сюда надолго? Работать или как?
— Я в гости, дней на десять. Посмотреть, как вы тут живете, — улыбнулась Женя и вроде бы подмигнула. Во всяком случае, сделала какое-то движение глазами, Мишелю незаметное, — между нами, женщинами.
Движение оказало волшебное действие — Тамар застрекотала по-русски:
— А чего не остаешься-то? Ты ж с языком, еще не старая. Если разрешение на работу получить, можно и заработать. У нас одна с Харькова в прислугах здесь работает, так две семьи дома содержит, сын там уже и машину купил. Швейцарцы хорошо платят. Нашим, конечно, меньше, но все равно неплохо получается. Если не отстегивать. Ты с этим давно знакома? Поговори с ним, попроси. Он чудной парень, всем помогает. Правда, Мишель? — И добавила уже по-немецки: — Я говорю, ты хороший мальчик, правда? — И она провела тонким пальчиком по его загорелой шее. Он поцеловал ей руку.
