Мы идём в полном одиночестве. И уже давно.
Макс спрашивает: тебе часто встречались внешне похожие люди? Ты когда-нибудь ошибался, приняв незнакомца за одного из друзей?
Ну бывало, говорю я. И у меня, продолжает Макс: такова система «вариантов» персонажей. Чтобы не прорисовывать каждого в отдельности — проще копировать сотнями тысяч. Для разных моментов пространства… Возможно даже, где-то в другом городе есть несколько десятков таких же, как ты.
Я ухмыляюсь: ты веришь, будто есть другие города?
Я верю в Историю Партии, улыбается Макс, смотрясь в витрину аптеки.
Он подходит к очередному таксофону. Совершает «перезагрузку».
Шагаем дальше. Он спрашивает: что лучше: «Фотография Клэр» или «Сердце Ангела»? «Пёс-призрак. Путь самурая», отвечаю я.
А как насчёт других классных фильмов? «Психоз», «Апокалипсис сегодня», «12 обезьян», «Заводной апельсин», «Космическая Одиссея 2001 года», «Магнолия», «Беги, Лола, беги» «С широко закрытыми глазами», «Правила виноделов», перечисляет Макс названья.
Тобь Магвайр ещё отлично в «Вундеркиндах» сыграл, говорю я.
У Макса особая мания… Он всегда по-своему называет имена.
Переделывает знакомые многим фамилии.
Например, Брэда Питта он зовёт Биллом. После просмотра фильма «se7en» в башке у Макса появилась Гневея Палтроу.
«Билл Питт в «se7en» с Кевом Спаси играл…»
Его вклад в Историю Слова стал примерно таким: Дэйв Финчер, Жонни Депп, Рай Файнс, Джулька Дрейфус, Джар Лито, Маша Сид, Бенись Дель Торо, Майк Мэдсен, Мик Рурк…
Список продолжить ещё как можно. Вспоминать не хочу все его «переделки»… Какая у тебя любимая актриса? Спрашиваю.
Макс отвечает (со странной нежностью в глазах): Наоми Уоттс. А у тебя?
Кэри Вюрер, говорю. Немного поразмыслив, Макс заводит разговор о женщинах. Вот обычно говорят «занята», объясняет он мне. Она что, туалетная кабинка? Какое-то дурацкое выражение… В любви я за равенство, которое делится надвое, говорю ему я. Раздвоение личности — это когда тело одно, а человека два, объясняет Макс. Любовь же — когда тела два, а человек один… Если настоящая любовь, конечно.
Я смотрю себе под ноги. Тротуар «трещит по швам» от жары.
Ты любишь её за то, что она тебя любит. И наоборот, продолжает Макс.
Это любовь? Ромео и Джульетта — древние старики, которые теперь терпеть друг друга не могут.
Я смотрю на него. Больше не слежу за дорогой. Куда мы?
Он улыбается и произносит: ты любишь Миру?
Да нет, говорю. Я люблю Миру.
Ваш прах нужно поместить в песочные часы. Вместо песка, разумеется. Тогда это будет символ того, что даже время не сможет вас разлучить, поясняет мне Макс. Вы сами им станете.
Где-то вдалеке я замечаю Миру. Она уже ждёт нас. В своих голубеньких кроссовках, чёрных джинсах, красной обтягивающей футболке: она неотразима…
Мира прекрасна даже здесь, в самомцентре(пылающегожарой)городаИгры.
«Красота девушки — в глазах влюблённого в неё человека.»
Макс её тоже заметил. С кривой улыбкой глянул на меня.
Он уже предлагал вокалисту какой угодно группы выступать с микрофоном, который привинчен к дробовику на платиновой стойке в форме человеческого позвоночника.
Знаешь с чего начались все эти знаменитые подвиги Геракла? Спрашивает.
Я только улыбаюсь. Сейчас ведь Миру обниму, услышу нежный голос…
Макс говорит: он убил своих детей в приступе ярости.
Мы идём и беседуем…
Берём такси для поездки за пределы города. Я интересуюсь: зачем?
Красавица Мира отвечает мне очень просто: следуй за лидером…
Макс уже сел в машину. Мы с Мирой тоже пытаемся влезть на переднее сиденье, но Макс отшучивает нас словами "Нет! Я толстый, мы не поместимся…" Я и Мира садимся назад. Наш водитель представляет собой бесформенную биомассу, только издалека напоминающую человеческое существо.
— Куда едем?
Мы и сами не знаем. Просто вперёд. (Максу, наверняка, опять звонил голос из сна, сказал, что делать дальше…)
В очках таксиста сияет темнота. Очередной код на деньги позволяет Максу щедро расплатиться за будущую поездку. Жёлтое такси набирает ход.
Урбанистический пейзаж быстро сменяется на более новый по дизайну, который плавно преображается в незнакомые секторы города, выстроенные будто вчера.
— Как зовётся ваше такси? — неожиданно для самого меня спрашивает Макс водителя. Тот снимает солнцезащитные очки при помощи телекинеза. Под-ними: слепые язвы глаз. Таксист улыбается. Зубов у него никогда не было. Макс видит язык водителя. На жирном куске гнилого мяса во рту копошатся опарыши. Водитель хлюпает червивым языком.
— «Легион», слыхали о таком? — выговаривает он и давит на педаль газа.
Макс спокоен. Его причёска теперь как раньше (но всё ещё коротковата, так что вместо «ушей кошки» у Макса «уши совы»).
Я начинаю волноваться. Крепко сжимаю Мирину руку, но девушка-ангел даже не поворачивается ко мне, а продолжает следить за полётом жизни через окно. На бешенной скорости жёлтое такси мчится по улицам, то и дело сшибая [как кегли] виртуальных «манекенов» {детали таких объектов на самом низком уровне прорисовки}.
Адский возница хрипло смеётся, глядит на Макса слепым взглядом.
Зачем он снял очки?
Таксист включил радио… Звучит музыка. Мы едем. Просто вперёд.
— Почему вы не пробуете выбраться из машины, позвать на помощь, истерично кричать? — веселье в голосе безумного возницы.
Макс смотрит на обновляющийся пейзаж летнего города. И говорит: следите за дорогой.
Наш милейший шофёр скривил свои пухлые губы.
Он ни разу не притронулся к переключателю скоростей. Его ноги устроились сразу на 2-х педалях: газ и тормоз. Одновременно. До упора. Просто вперёд.
Мира прильнула к стеклу. Её ладошки оставляют след. Отпечаток всего происходящего.
— Не надо бояться, — произносит адский возница.
Можно подумать, он желает нам добра… Мы выехали на шоссе. Всюду машины. И люди в них не замечают нас. А ведь, возможно, мы проживаем последние мгновенья.
— Сколько дураков за рулём развелось! — ухмыляется наш таксист.
Природный ландшафт вдоль дороги вырезан словно из картона: всё впереди размыто; всё позади — будет размытым. Похоже, отключили резкость текстур. Сбросили уровень качества и чистоты прорисовки.
Я гляжу на Миру. Всё в Мире красиво. Можно очень долго любоваться этим «видео»… Макс смотрит на магнитолу «SONY». Буква Y замазана чёрным цветом. Адский возница громко смеётся.
