Брейди стоит на лестнице между этажами, глубоко задумавшись.
Жирный ублюдок все равно может это сделать, говорит он себе. Убийство собаки станет последней каплей.
Только он сам в это не верит, и в висках начинает пульсировать боль.
Он чувствует внезапно вспыхнувшее желание броситься в подвал. Войти на «Синий зонт» и потребовать, чтобы жирный экс-коп немедленно сказал ему, о какой чертовой «закрытой информации» идет речь, чтобы он, Брейди, мог уличить его во лжи. Да только это будет большой ошибкой. Создастся впечатление, что он нуждается в моральной поддержке, может, даже впал в отчаяние.
Закрытая информация.
Да пошел ты, говнюк.
Но это сделал я! Я рисковал свободой, я рисковал жизнью, и я это сделал! Ты у меня этого не отнимешь! Это несправедливо!
Голова болит все сильнее.
Глупый членосос, негодует он, так или иначе ты заплатишь. Но сначала умрет пес. Может, умрет и твой ниггерский друг. Может, и вся ниггерская семейка, а после них еще много людей. Достаточно для того, чтобы случившееся у Городского центра показалось пикником.
Он поднимается в свою комнату, в нижнем белье ложится на кровать. Голова раскалывается, руки трясутся (словно он сам принял стрихнин). И лежать ему в муках до утра, если только…
Он встает и выходит в коридор. Стоит у двери в спальню матери почти четыре минуты, потом сдается и заходит. Залезает к ней в постель, и головная боль почти сразу начинает уходить. Может, дело в тепле. Может – в ее запахе: шампунь, лосьон для тела, перегар. Вероятно, во всем вместе.
Она поворачивается к нему. Ее глаза широко раскрыты.
– Мой красавчик. Одна из этих ночей?
– Да. – Он чувствует, как слезы жгут глаза.
– Маленькие ведьмы?
– На этот раз Большая ведьма.
– Хочешь, чтобы я тебе помогла? – Она уже знает ответ. Он трется о ее живот. – Ты так много для меня делаешь. – В ее голосе – нежность. – Позволь мне сделать это для тебя.
Он закрывает глаза. От нее очень сильно пахнет перегаром. Он не возражает, хотя обычно ненавидит этот запах.
– Хорошо.
Она быстро и умело заботится о нем. Много времени это не занимает. Никогда не занимало.
– Вот, – говорит она. – Теперь спи, красавчик.
Он засыпает почти мгновенно.
Когда он просыпается в свете раннего утра, она похрапывает рядом, прядь волос слюной прилеплена к уголку рта. Он вылезает из кровати и идет в свою комнату. В голове прояснилось. Яд для сусликов со стрихнином уже в пути. По прибытии он отравит собаку, и к черту последствия. К черту последствия. Что же касается этих ниггеров с белыми именами из пригорода… они значения не имеют. Следующим уйдет жирный экс-коп, после того как получит шанс в полной мере прочувствовать боль Джерома Робинсона и горе Барбары Робинсон, и кого волнует, самоубийство это будет или нет? Главное, он уйдет. А после этого…
– Что-то великое, – говорит Брейди, надевая джинсы и простую белую футболку. – Сияние славы.
Что это будет за сияние, он пока не знает, но это нормально. У него есть время, и сначала он должен сделать кое-что еще. Ему надо опровергнуть утверждение Ходжеса о так называемой закрытой информации и доказать, что именно он, Брейди, и есть Мерседес-убийца, монстр, которого Ходжесу не удалось поймать. Нужно вдалбливать в Ходжеса эту мысль, пока тому не станет больно. Нужно еще и по другой причине: если Ходжес верит в эту липовую «закрытую информацию», значит, и другие копы – настоящие – тоже верят. Это неприемлемо. Ему нужно…
– Доверие! – объявляет Брейди пустой кухне. – Мне нужно, чтобы мне поверили!
Он начинает готовить завтрак: яичницу с беконом. Запах просочится наверх, и, возможно, мама не устоит перед искушением. Если устоит – не беда. Он съест ее порцию. Потому что голоден.
2
На этот раз срабатывает, хотя Дебора Энн появляется, еще завязывая пояс халата, совсем сонная. Глаза красные, щеки бледные, волосы всклокочены. Она больше не страдает от похмелья, мозг и тело привыкли к спиртному, но по утрам пребывает в состоянии полузабытья, смотрит викторины и глотает «Тамс». Примерно в два часа пополудни, когда туман перед глазами полностью рассеивается, наливает себе первый за день стакан.
Если она и не забыла, что произошло ночью, то не упоминает об этом. Впрочем, она никогда не упоминает. Они оба не упоминают.
«Мы никогда не говорим и о Фрэнки, – думает Брейди. – А если бы заговорили, что могли бы сказать друг другу? Да, жаль, конечно, что он так неудачно упал?»
– Пахнет вкусно, – говорит она. – На мою долю останется?
– Бери сколько хочешь. Кофе?
– Пожалуйста. И сахара побольше. – Она садится за стол и смотрит на телевизор в углу. Он выключен, но она все равно на него смотрит. Насколько известно Брейди, она, возможно, думает, что телик включен.
– Ты не в униформе, – говорит она, подразумевая, что он не в синей рубашке с надписью «Дисконт электроникс» на нагрудном кармане. В шкафу у него висят три. Он гладит их сам. Наряду с уборкой квартиры и стиркой глажка не входит в сферу деятельности матери.
– До десяти часов она мне не нужна, – говорит он, и, словно слова – магическое заклинание, оживает и, вибрируя, ползет по столешнице мобильник. Брейди успевает схватить его у самого края.
– Не отвечай, красавчик. Прикинься, будто мы пошли куда-то на завтрак.
Соблазн есть, но Брейди не способен позволить телефону звонить и звонить. Для него это равносильно отказу от вечно меняющихся грандиозных планов уничтожения. Он смотрит на экран и без удивления видит, что звонит ТОУНС. То есть Энтони Фробишер, его грозный босс из «Дисконт электроникс» (отделение в торговом центре «Берч-хилл»).
Он берет мобильник и говорит:
– Я сегодня начинаю позже, Тоунс.
– Знаю, но ты мне нужен, чтобы съездить на вызов. – Тоунс не может заставить Брейди поехать на вызов в нерабочее время, отсюда и просительный тон. – Это миссис Роллинз, и ты знаешь, она дает чаевые.
Разумеется, дает, она живет в Шугар-Хайтс, и одной из тамошних клиенток – одной из клиенток Брейди – была безвременно ушедшая Оливия Трелони. Он побывал в ее доме дважды после того, как начал болтать с ней на сайте «Под синим зонтом Дебби», и до чего это было клево! Видеть, как она похудела. Видеть, как трясутся ее руки. Опять же доступ к ее компьютеру предоставлял такие возможности!
– Не знаю, Тоунс… – Но, разумеется, он поедет, и не только из-за чаевых миссис Роллинз. Это приятно, проехать мимо дома номер 739 по Лайлак-драйв, думая: «Ворота закрыты моими стараниями. И все, что мне пришлось сделать, чтобы сподобить ее на последний шаг, – поставить одну маленькую программу на ее “Мак”».
