– Да… извини… вот… – Наконец я изловил телефон, не глядя отключил его. – Извини меня…
Ваня едва не плачет. Финальная реплика скомкалась. На сцену выбежал постановщик и сам произнёс эпилог. Что же я наделал!.. Что я натворил!.. Во время общего поклона Ваня не вышел. Только бы он меня простил… Мы побежали в каморку при сцене. Маша с букетом сиреневых тюльпанов. Другим актёрам цветов, надо сказать, не принесли. Ваня что-то бубнил под нос и теребил пальцы.
– Ваня, прости, пожалуйста, – заглядывая в его глаза, умоляю я. – Я думал, телефон в куртке. Я забыл. Прости.
Ваня понурился, как упирающийся бычок.
– Это риелторша была… Может, клиент появился… Сдадим квартиру, заживём! – Я осёкся. Рядом Соня, она ведь тоже, типа, клиент.
– Это тебе. – Маша протянула букет. Увидев цветы, Ваня начал оттаивать. – Ты так хорошо играл!
В дверь заглянул режиссёр. Соня с ходу заявила:
– Ваша театральная община поражает своим мастерством и слаженностью игры!
– Постановка великолепна, а более… как это по-русски… необычного режиссёрского разбора мне не приходилось видеть даже в Париже, – произнесла Маша с восторгом и нарочитым акцентом. – Атмосфера справедливости и творчества достойна восхищения!
Постановщик не выдержал натиска. Узнав, что сёстры «Ванины кузины», он пообещал «разрешить недоразумение с ролью Меркуцио».
Тут появился Кирюша и с ходу насел на Соню:
– А вы кто? Вы прекрасны!
– Спасибо, вы хорошо играли, – ответила Соня.
– Кирюша, это наши гости, – успокаивающе проговорил режиссёр-постановщик.
– Я видел вас во сне, – продолжил Кирюша. – Можно я подержу вас за руку?
Не успела Соня ответить, как он схватил её за задницу. Соня взвизгнула и принялась гнать от себя влюбчивого Кирюшу. Тот успел облапать её целиком, а режиссёр вместо помощи принялся извиняться. Недоразумение разрешилось также внезапно, как началось. Ворвалась Кирюшина бабушка и выволокла внучка вон.
– Я снова буду играть Меркуцио? – спросил Ваня.
– М-м-м… может быть… – промычал режиссёр.
– А давайте отпразднуем! – предложила Маша, садясь в машину.
– Давайте, – соглашаюсь я.
– Поехали к вам на дачу! У вас же дача близко, ты говорил? – спросила Соня.
Я люблю гостей, но предложение всё-таки как-то слишком неожиданно. Я совершенно не готов впускать свидетелей в нашу жизнь. Не зоопарк. Но тут Ваня оживился:
– Поехали, папа.
Надо как-то искупить вину. Приходится согласиться.
– Ладно… поехали…
Ваня не чувствует, что он девочкам не сегодня завтра надоест, они ведь не понимают, что, кроме внешних особенностей, у Вани еще слабое сердце и общение с ним далеко не пикник. Когда их достанет роль продвинутых сочувствующих и они сольются, Ваня станет по ним скучать, вымотает мне всю душу и, не дай бог, заболеет. Он не забавная кукла, которую можно бросить в углу, когда появится новое развлечение.
– Сначала в супермаркет за вином, едой и зубными щётками! – командует Соня.
За зубными щетками? Они что, собрались у нас ночевать? У меня начинается озноб. Нервы ни к чёрту стали.
Погрузив кресло обратно в багажник, мы заехали в супермаркет, купили съестное. Специально для Вани взяли связку сосисок.
– Мясо я не буду, мне животных жалко, – сказал Ваня. Зато сосиски он обожает, связь сосисок с животными для Вани не так очевидна. Кроме того, ему нравится, что они висят гирляндами. Сидя на заднем сиденье, он намотал сосиски мне на шею, как шарф.
Мы шутим, смеёмся, вспоминаем спектакль. Ваня строит рожи в окошко. На Кутузовском с нами поравнялась серая «БМВ». Ваня высунул язык. Я заметил в «БМВ» мрачного мужика.
– Ну хватит, обидятся ещё. – Я мягко отвлекаю Ваню от его занятия.
Метров через двести «БМВ» «прижала» нас к тротуару.
– Спокуха, сейчас уладим! – Соня настроила на лице наивно-обольстительное выражение. Из «БМВ» тем временем вылез крупный мужчина из тех, кто в девяностые стригся коротко, а теперь отрастил волосы по моде. Итак, вылезает этот длинноволосый дядя в мятом спортивном костюме, а в руке обыкновенный топорик с деревянной рукоятью.
Сонину соблазнительность как ветром сдуло. Она защёлкнула все двери нажатием одной кнопки.
– Merde! – ахнула Маша.
Мимо несутся машины. Тротуар заполнен людьми. Ярко горят фонари. Мужик решительно идёт к нам. Расстояние короткое, метров пять. Подходит, взмахивает топором… девочки на переднем сиденье инстинктивно закрываются руками… я жмурюсь… мужчина рубит джип по капоту.
Соня:
– Что… что ты творишь, козёл???!!! – Она ищет рукой какое-нибудь орудие. Расчёска, бутылка воды…
Мужик выдёргивает топор из пробитого металла, бросает на нас взгляд грозного мстителя, будто мы надругались над его пятнадцатилетней дочерью и сожгли родную деревню, и направляется обратно к своей тачке.
Маша:
– Как же… может, ему… как это по-русски?.. намекнуть…
Соня выскакивает наружу.
– Сиди здесь! – приказываю я Ване и дёргаю дверь. Вляпались! Кто его просил рожи строить! Схлопочу сейчас топором по башке, и отправится он в приют. А если меня покалечат? Палец, например, отрубят или ухо?.. Вторым Ван Гогом я не планировал становиться…
– Ты, мудак! Зачем машину разбил! Что мы тебе сделали! Мальчик просто язык высунул! – орёт Соня. Мужик разворачивается. Соня отскакивает. Топор по-прежнему у него в руке.
– Сука! Мудила! Импотент!
Прохожие поворачивают лица в нашу сторону, но не останавливаются.
– Ты, гоблин, кто за ремонт платить будет?! – орёт Соня.
Из «БМВ» появляется второй мужчина. Сильно напоминающий первого. Ну всё, кирдык, приплыли… Эти не простят. Лучше сразу по голове.
Второй ведёт себя ещё страннее первого. Вместо того чтобы кинуться на нас, он принимается успокаивать товарища:
– Тарас, успокойся! Тарас, ты чё!
Хозяин топора не отвечает, мычит, отпихивает приятеля и замахивается на Соню. Приятель, к счастью, перехватывает топор. Они дёргают топор каждый на себя. Кажется, это длится целую вечность. Воспользовавшись заминкой, Соня даёт обидчику пинка. Тот замирает, оставляет борьбу за орудие, разворачивается и влепляет нашей Софье Георгиевне оглушительную затрещину.
– Эй, ты чё! – кричу я, обнаружив в себе типичного нерешительного интеллигента, и неловко напрыгиваю на него. Драться я не мастак, атака тут же срывается; получив под дых, я падаю, стукнувшись виском о багажник «БМВ». Задыхаюсь, получаю ногой в бок. Больно, сука!
Слышу крики:
– Папа… Тарас, хва бузить… ах ты падла…
