– Она стреляла почти в упор. Примерно с четырех метров.
– Ну да, ну да… – рассеянно согласился Ленин. – С правого переднего колеса автомашины.
– Совершенно верно, Владимир Ильич. С правого переднего колеса… – подтвердил Яков Михайлович.
– Но если в меня стреляли, как вы изволили выразиться, с правого переднего колеса, то я видел убийцу в лицо… Логично?
– Вполне.
– Это был мужчина.
– Невозможно. Факты изобличают именно Фанни Ройдман-Каплан.
– Какие, к черту, факты?! – страшно прошептал Ильич. – Это у вас – факты, а у меня – уверенность. Я что, не отличу эсерку от подлеца с большевистским билетом?..
Надежда Константиновна, присутствующая при разговоре, с опаской потрогала лоб мужа.
– Володя устал… Вам нужно уйти, – сказала она Свердлову.
Тот с облегчением поднялся со своей табуретки, ощутив, что брюки на нем стали влажными от пота.
– Ее расстреляли на Лубянке? – бросил ему вдогонку Ильич последний вопрос.
– В Кремле…
Ленин так поразился, что даже не смог тут же прокомментировать услышанное. Почему в Кремле? Кого ранили в шею, меня или Свердлова?.. Меня. А Якова – явно в голову. Повредили лобные доли, вот он и плетет чушь.
– Не слишком удачное место для казни, – прошептал он сам себе.
– А Александровский сад?.. – возразил Яков Михайлович, который все-таки услышал этот шелест вождя.
– Отлично. Тогда покажите мне тело. Его еще можно опознать… – еле слышно приказал вождь.
– Тела нету, – ответил Свердлов, выходя в коридор. – С коммунистическим приветом. Прощайте!..
По лицу Ильича пробежала судорога.
Потом она спустилась к рукам и спине. Его начал бить ледяной озноб, который предвещал скорый скачок температуры. Тела убийцы нет… А было ли оно, тело?
…Через несколько дней, когда он выскочил из температуры, как из кипятка, он попросил в палату коменданта Кремля.
– Мне сообщили, – произнес Ленин, стараясь не волноваться, – что Каплан расстреляли именно вы.
– Я, – подтвердил Мальков, – по приказу товарища Свердлова.
– Приказ был письменный?
– Устный.
– Когда это было?
– Четвертого сентября.
– Значит, следствие велось не более пяти дней. Не слишком долго, не правда ли?
– Да. Быстро закрыли дело, – вынужден был согласиться Мальков.
– Почему расстреляли не в здании ВЧК?
– Потому что Каплан сидела здесь.
– Под кабинетом товарища Свердлова? – насмешливо спросил Ильич, который был уже наслышан о странностях этого короткого дознания.
– Именно так. Яков Михайлович лично забрал ее с Лубянки и поместил в Кремль.
– Экстраваганца. Бурлеск. Что сделали с телом?
– После расстрела я облил его керосином и сжег в железной бочке.
– В Александровском саду?
– Там.
– Зачем?
– За свое злодеяние. Она недостойна лежать в земле. Так мне сказали.
– Бочка есть? – спросил Ильич, ощущая смертную тоску.
– Утилизирована. Вместе с пеплом, – произнес Мальков еле слышно.
– Свидетели?..
– Какие… Зачем? – перепугался комендант Кремля.
– Любые. Которые могут рассказать. Что вы там жгли и жгли ли вообще, – терпеливо объяснил перевязанный, как мумия, вождь.
– Есть, – неожиданно подтвердил Мальков. – Туда пришел один поэт… Демьян Бедный, знаете такого? Его квартира находится как раз в здании Автобоевого отряда… Он и вышел на шум. Читали такого поэта?
– Такой поэт мне неизвестен. Но о гражданине Бедном наслышан, – ответил Ильич.
Он его не любил, считая отпетым пошляком. Как его настоящая фамилия? Придворов? Так он и будет всю жизнь при дворе, царском или пролетарском. Все время будет врать и приспосабливаться. Ненавижу таких писак. Частушечки, басни… Утопить бы его вместе с баснями в большой кастрюле. А ведь придется с ним общаться, спрашивать про бочку и про то, была ли она вообще и что в ней горело…
– Можете передать товарищу Бедному, что я хочу с ним срочно переговорить?
– Невозможно. Сейчас он отдыхает в Крыму, в санатории.
– Гм!.. Бархатный сезон. Его можно понять… Сам бы туда поехал!
– А вы и поедете! – сказал Мальков. – Партия в лице Якова Михайловича посылает вас лечиться под Москву, в Горки.
Ленин посмотрел на Надежду Константиновну. В глазах жены он прочел тоску загнанного зверя.
– Это единоличное решение Свердлова?
– Это решение ЦК партии. Свердлов здесь ни при чем.
– Меня нужно соединить с государем, – сказал Ленин еле слышно.
Это было единственное решение в фантастической ситуации фактического ареста и медленного умерщвления.
– Обеспечим, – согласился Мальков, с облегчением от того, что тяжелый разговор закончен.
Телефонная связь состоялась тем же вечером. Сам государь к аппарату не подошел, но министр его двора передал Ильичу пожелание скорейшего выздоровления и слова Николая о том, что тот внимательно следит за ситуацией, принимая меры к ее разрешению.
Это бесследное исчезновение Фанни Каплан породило фантастические слухи на протяжении полувека после ее (или не ее) покушения. Несколько сидельцев-каторжан встречали Ройдман в пересыльных тюрьмах и лагерях. Говорили, что она должна была лично участвовать на одном из процессов в середине тридцатых как свидетель, но почему-то не состоялось, не срослось… Один русский духовидец, выйдя из тюрьмы, написал на смертном одре, что жизнь террористки была сохранена именно по указанию Владимира Ильича Ленина. И наконец, автору этих строк, когда он был ребенком, показали один раз косолапую старуху, выходившую из ворот Института марксизма-ленинизма, сказав: «Это знаменитая Фанни Каплан. Она работает в здешней библиотеке. Хочешь попросить у нее какую-нибудь книгу?»
Автор не захотел и сейчас об этом очень жалеет.
…А Ленин после разговора с Мальковым решил, что тому нужно срочно понизить жалованье. Перед тем как судить и наградить заслуженной камерой. Или пулей. Только за что сулить? За исполнение приказа всесильного Яшки? Расслабленная рука слепой судьбы, залезшая в деку рояля, заставила звучать сразу несколько струн, и оказалось, что я – совсем один. Если Свердлов (или кто-то) держит нити заговора и дергает за них, то нужно срочно искать союзников. То, что это был именно широкий заговор, сомнений не вызывало. Граната под ногами Мирбаха – только первое звено. Концерт по заявкам трудящихся на заводе Михельсона – второе. Участвовало как минимум трое. Скрепчатый!.. Кто он? Наверное, из их банды… Что делать? Становиться ли мне следователем по особо важным делам или по-прежнему пытаться руководить Советом народных комиссаров, делая вид, что ничего не случилось? Кто может быть их союзником? Левые коммунисты? Как пить дать. Эсеры и меньшевики – само собой. Бывшие подпольщики-нелегалы… вот он, чертов корень кровавой интриги и коммунистического кульбитажа. Троцкий? Нет, он меня любит и никогда не предаст. Феликс?.. Да! Главный кирпичик – лях! Ведь это его дело – дознание и расправа! Почему он меня сдал Свердлову?.. Яшка – он что, Нат Пинкертон наших дней? Этого Феликса и нужно шпокнуть прежде других. Чтобы другие феликсы не высовывались. За ротозейство и попустительство разбою. Выдерну один кирпичик, и все здание разлетится само собой… Царь! У него нужно просить защиты! Но тогда я – оппортунист и ренегат. Но разве не я говорил, что логика революционной борьбы требует часто отступления? Для того чтобы собрать силы и броситься снова в бескомпромиссный бой… Компромисс! Именно. Чтобы сохранить республику и не отдать ее всяким яшкам… Царь! К царю мне надо, к царю!..
