Дорота. Ты помнишь письмо, больше всего тебя поразившее?
Януш. Больше всего меня поразило письмо, в котором рассказывалась история одной умирающей девушки, ей осталось жить три месяца. Я был очень горд оттого, что этой молодой женщине, студентке из Торуни, чтение моей книги подарило немного радости. Впрочем, я встречался с ней потом в Торуни, что лишь усилило мои чувства. Это письмо было, пожалуй, самым важным. Приходят также драматические истории метаний между любовниками, мужьями, письма, в которых у меня спрашивают совета, кого выбрать. Я избегаю ответов на эти письма, но сохраняю наиболее неординарные истории, потому что рассматриваю их как вероятный сюжет для моих будущих книг, статей или рассказов. Это подлинные истории, а нет ничего более возбуждающего, чем то, что произошло с кем-то на самом деле. Это и истории о влюбленных ксендзах, которые разрываются в выборе между любовью к Богу и любовью к женщине. Не в силах справиться с собой, они пишут мне, потому что прочитали в моей книге о любви ксендза и монахини. В какой-то мере я использую моих респондентов, помещая их биографии в свои книги. Большинство подобных писем анонимны -мне известен только электронный адрес, который перестает существовать через три дня. Нередко встречается также просьба не использовать эти материалы, как я это сделал в «Триптихе», просто люди не знают, что я никогда не публикую ни одного письма без согласия их автора. Роман «Одиночество в Сети» очень многому научил и меня, ибо вновь сделал актуальной мою трагедию — распад нашего с женой союза, и я смог сравнить нашу трагедию с трагедиями других семей. Благодаря историям читателей я осознал, что существовал в этом союзе почти виртуально, в то время как многие люди, особенно женщины, нуждаются в постоянном присутствии партнера и, несмотря ни на что, каждый день просыпаются с надеждой, что уж теперь их семейная жизнь непременно наладится.
Дорога. А ты сдался?
Януш. Я слишком быстро сдался. Если бы мне нужно было разместить собственную историю на фоне историй моих читателей, то моя закончилась бы раньше прочих.
Дорота. Это твоя первая книга. А последняя?
Януш. Последняя книга в известном смысле является ответом на письма, касающиеся первой книги. Во многих из них меня упрекали в том, что я стараюсь не писать о мужчинах, что основное внимание уделяю женской душе, что мои книги ужасно женские, что я лучше знаю женщину, чем мужчину. А ведь женщины мечтают о том, чтобы кто-то показал им душу мужчины. Они хотят знать, что мужчины чувствуют, когда изменяют, действительно ли для них все безразлично и они относятся к сексу как к своего рода спорту, так что могут в один день спать с тремя женщинами, а последней, жене, умудряться сказать еще, что любят ее. Упрекают меня в том, что я сосредоточился на женщинах, и убеждают, что, как мужчина с нормальной концентрацией тестостерона в крови я обязан написать книгу о мужчинах. И эта последняя книга...
Дорота. Ты принял вызов?
Януш. Книга озаглавлена однозначно: «Нужны ли мужчины миру?» Может, чересчур провокационно, но я не руководствовался желанием спровоцировать кого-либо. Я действительно задумываюсь над ответом на вынесенный в заглавие вопрос. Она написана и для женщин, но в первую очередь все же для мужчин. Это совершенно особая книга, и это не роман. Это разновидность шутливой научно-популярной беллетристики, похожей на «Краткую историю почти всего» Билла Брайсона. Я обращаюсь к научным фактам, но в то же время разбавляю эту информацию собственными мыслями, эмоциями, анекдотами. Она вышла в октябре 2007 года. Дорота. А откуда ты так хорошо знаешь женскую душу?
Януш. Тут я всегда вынужден оправдываться, ведь этот вопрос задается практически в каждом интервью и в большинстве писем. Первое, о чем меня постоянно спрашивают, являюсь ли я Якубом, и второе — откуда так хорошо знаю женщин. Не могу ответить на этот вопрос. Готовясь писать свои книги, я читал все, что было связано с психологией женщин. И прежде всего, об этом мы уже говорили, женская психика интересует меня потому, что она другая, она лучше, мир матриархата был бы более прекрасным. Однако мир все еще, к сожалению, остается во власти патриархата, даже в современной Европе, не говоря уже об исламе и других религиях. Даже в Германии, где делается такой сильный упор на женское участие в современной жизни, права женщин все еще реализованы не в полном объеме. Откуда я так хорошо знаю женщин? Я наблюдал за ними и, что важно, слушал женщин, я обожаю это делать. Люблю вслушиваться в них. Они рассказывают мне различные истории в темпе тридцать пять тысяч слов в день, внося очень много информационного шума, хотя в этом информационном шуме я нахожу больше информации, чем получаю от мужчин, которые излучают мало шума, но их темп в четыре тысячи слов не дает подобных результатов. Когда я, будучи программистом, отфильтровываю информационные биты, то, как правило, думаю о том, что сказали мои собеседники. И это, пожалуй, основа моего знания женщин, иначе я не могу это определить. Просто, может быть, у меня выше коэффициент эмпатии. Женщины кажутся мне более подлинными, чем мужчины, которые страшно неприхотливы в своих требованиях, мужчинам недостает рефлексии, либо ее нет у них вообще, либо они так глубоко закапывают ее в подсознание, что ее трудно извлечь оттуда. Женщины более предсказуемы, но в любом случае мое знание о них не опирается на общение с женщинами с...
Дорота. ...с богатым опытом.
Януш. То, что я знаю женщин, вовсе не означает, что я бабник. Многие люди могут так думать, но бабник является полной противоположностью знатока женщин. Женщины, кстати, терпеть не могут бабников. Если мужчина что-то и знает о женщинах, то он наверняка знает, что не должен быть бабником, если хочет, чтобы женщины его уважали.
Дорота. Верно. А может, в тебе и правда есть что-то от женщины? И ты совсем не стыдишься этого?
Януш. Я получаю письма, в которых читатели высказывают предположение, что меня зовут не Януш Леон Вишневский, что это лишь мой псевдоним и что за меня пишет книги какая-то женщина. Я даже не пытаюсь отвечать на эти обвинения, ибо трудно, как сказал Лех Валенса, защититься, если кто-то обвиняет тебя в том, что ты жираф.
Дорота. У тебя было ощущение, что ты изменяешь науке с литературой или литературе с наукой?
Януш. Нет, потому что я писал «Одиночество в Сети» в свободное от работы время. У большинства моих коллег было намного больше свободного времени. Я же писал, когда знал, что не могу больше заниматься наукой, так как пресыщен ею, устал или слишком остыл эмоционально, из-за чего не появляются новые замыслы. Науку тоже творят на эмоциях — это лишь на первый взгляд кажется,
что математик описывает теорию групп, холодную как лед, на самом же деле она вызывает в нем огромные эмоции. Сам факт решения той или иной научной проблемы является эмоцией. В случае написания книг дело обстоит несколько иначе. «Одиночество в Сети» писалось не под давлением времени, неумолимо приближающего дату сдачи рукописи, без издателей, без телефонных звонков с просьбой прислать первые фрагменты и т. д.
