– Черт!
Он вышиб кофейник из рук Эльсе, и тот с грохотом упал на пол. Симон заорал на нее:
– Черт, женщина, ты льешь на меня кипящий кофе! Ты… ты… – Какая-то часть его мозга уже отреагировала и пыталась забрать слова назад, но, как и с той автомобильной дверцей, он не хотел, он отказывался, он все испортит, лучше бы ему вонзить нож себе в сердце. И ей. – Слепая!
В кухне стало тихо, единственным звуком было перекатывание крышки кофейника по линолеуму и бульканье вытекающего кофе. Нет! Он этого не хотел. Только не это!
– Прости, Эльсе, я…
Он поднялся, чтобы обнять ее, но Эльсе уже шла к раковине. Она открыла кран с холодной водой и сунула под него полотенце.
– Спусти брюки, Симон, я…
Он обнял ее сзади, прижался лбом к ее затылку и прошептал:
– Прости, прости, пожалуйста. Ты можешь меня простить? Я… я просто не знаю, что мне делать. Я должен бы что-нибудь для тебя сделать, но я… я не могу, я не знаю, я…
Он еще не слышал рыданий, но уже чувствовал, как они сотрясают ее тело и распространяются на него. Он ощутил комок в горле и подавил собственные рыдания, не зная, справился ли с ними. Оба стояли и дрожали.
– Это я должна извиняться, – всхлипнула Эльсе. – Ты мог бы выбрать кого-нибудь получше, а не ту, что… что будет тебя обваривать.
– Но лучше тебя нет, – прошептал он. – Так что все в порядке, можешь калечить меня, сколько хочешь, я тебя все равно никуда не отпущу, ясно?
И он понял, что она знает: это правда. Он сделает все, выдержит все, пожертвует всем.
«Чтобы он достиг таких ушей, как мои…»
Он просто не смог.
Из темноты доносился отдаленный экзальтированный смех соседа, а из глаз Эльсе лились слезы.
Калле посмотрел на часы: без двадцати одиннадцать. День удался, сегодня они сбыли больше супербоя, чем обычно за целые выходные, поэтому пересчет и фасовка новых доз заняли немного больше времени, чем всегда. Он снял с лица маску, – они все надевали маски, когда измельчали и смешивали наркотик на скамейке в простой двадцатиметровой квадратной комнате, служившей им офисом, наркозаводом и банком одновременно. Наркотик они получали, конечно, уже с добавками, но супербой все равно был самым чистым веществом, с каким Калле имел дело в своей дилерской карьере. Настолько чистым, что если бы они не пользовались масками, то не только словили бы кайф, но и умерли от вдыхания пыли при измельчении и смешивании коричнево-белого порошка. Калле положил маски в сейф перед пачками денег и расфасованными дозами. Может, позвонить Вере и сообщить, что он задерживается? Или же настало время дать ей понять, кто в доме хозяин, кто приносит the dough
[20]
и может приходить и уходить, не отчитываясь за каждый чертов шаг?
Калле попросил Пелвиса проверить коридор.
От их железной двери до лифта с правой стороны было всего два-три метра. В конце коридора находилась дверь на лестницу, но они, нарушив все противопожарные предписания, повесили на нее цепь, так что она всегда была закрыта.
– Cassius, check the parking place!
[21]
– прокричал Калле, запирая сейф.
В их маленький офис не проникали никакие другие звуки, кроме отголосков репетиций на первом этаже, но он любил кричать. Кассиус был самым большим и жирным африканцем в городе. Его тело было таким здоровым и бесформенным, что порой бывало трудно понять, где какая его часть находится, но зато он мог остановить почти любого, пусть даже мышечная масса составляла всего десять процентов его тела.
– No cars, no people at the parking lot
[22]
, – сказал Кассиус, выглянув в зарешеченное окно.
– Коридор чист, – произнес Пелвис, посмотрев в дверное окошко.
Калле крутил колесико сейфового замка, ощущая ровное, хорошо смазанное сопротивление и мягкое постукивание. Шифр находился у него в голове, и больше нигде, он нигде не был записан, в цифрах не было логики, никаких дат рождения и прочей чепухи.
– Тогда уходим, – сказал он, выпрямляясь. – Have your gun ready, both of you
[23]
.
Они вопросительно посмотрели на Калле.
Калле ничего не сказал, но с глазами, которые он заметил в дверном окошке, что-то было не так. Он знал, что эти глаза успели разглядеть сидевшего за столом Калле. Хорошо, если это просто парень из плохой группы, который мечтает о менеджере, тогда ничего страшного. Но на столе находилось немало денег и наркотиков, поэтому любой придурок мог захотеть попытать счастья. Будем надеяться, что парень успел заметить на столе и два пистолета, принадлежавшие Кассиусу и Пелвису.
Калле подошел к двери. Замок можно было открыть только его единственным ключом, как снаружи, так и изнутри. Это означало, что Калле мог запереть в офисе работавших там людей, когда самому ему требовалось выйти. Решетки на окнах не открывались. Короче говоря, никто из работающих на Калле не мог смыться с деньгами и товаром. Или впустить непрошеных гостей.
Калле выглянул в окошко, и вовсе не потому, что забыл, как Пелвис недавно сообщил, что коридор чист. Просто он был уверен, что Пелвис может обманом заставить своего босса открыть дверь, если ему за это хорошо заплатят. Черт возьми, да Калле сам поступил бы так же. Поступил так же.
В дверное окошко он никого не увидел. Калле посмотрел в зеркало, которое установил на стене напротив, чтобы никто не мог спрятаться, прижавшись к двери прямо под окошком. Слабо освещенный коридор был пуст. Он повернул в замке ключ и выпустил Кассиуса и Пелвиса. Первым вышел Пелвис, за ним Кассиус, потом сам Калле. Он повернулся, чтобы запереть дверь.
– Что за… – раздался голос Пелвиса.
Калле обернулся и только сейчас заметил то, чего не мог видеть из окошка из-за угла обзора: двери лифта были открыты. Но он все еще не видел, что делается в кабине, поскольку свет в ней был отключен. В скупом освещении коридора он видел только что-то белое с одной стороны от дверей лифта. Скотч. Сенсоры кабины лифта заклеены скотчем. И осколки стекла на полу.
– Осторо…
Но Пелвис уже сделал три шага по направлению к лифту.
Мозг Калле отметил вспышку в темноте лифта и только потом получил информацию о хлопке.
Голова Пелвиса качнулась в сторону, как будто кто-то залепил ему пощечину. Он посмотрел на Калле с выражением удивления на лице. Казалось, на его скуле появился третий глаз. А потом жизнь ушла из него, и тело повалилось на пол, как пальто, из которого только что вышел владелец.
