Я вяло покачала головой и покрутила шеей, пытаясь стряхнуть тупую боль, которая всегда приходит, когда спишь днем.
Открыла дверь и торопливо вошла в спальню проверить, который час.
Шесть часов сорок четыре минуты!
Я проспала остаток дня, и у меня остается лишь четыре минуты, чтобы дойти до будуара Харриет и занять свой пост. Мне придется вернуться за своими инструментами и ингредиентами позже.
Со скоростью артиста-трансформатора из мюзик-холла я стащила мятую одежду и натянула мой лучший черный сарафан и чистую белую блузку. Длинные черные колготки и пара ненавистных черных пристойных туфель завершили мой наряд.
Пригладив волосы пальцами вместо расчески, я расправила косички.
Слишком поздно толком приводить себя в порядок, так что я просто протерла сонные глаза, слюной смыла полосу грязи с подбородка и поспешила в западное крыло.
– Ты опоздала на две с половиной минуты, – заявила тетушка Фелисити, бросив взгляд на наручные часы.
– Меня задержала толпа снаружи, – сказала я, и в моих словах была крупица правды. Толпа безмолвных плакальщиков простиралась через весь коридор второго этажа, вниз по лестнице, по вестибюлю наружу во двор и, насколько я знала, дальше всю дорогу до деревни.
Я попросила женщину во главе очереди – незнакомую, поспешу сказать, – подождать чуть-чуть подольше, перед тем как входить: надо решить срочный семейный вопрос, перед тем как возобновить посещения публики. Она напряженно посмотрела на меня обиженными голубиными глазами. Честно говоря, она сильно меня беспокоила.
Мне хотелось закричать ей в лицо: «Опермент». Это короче, чем произносить «желтая мышьяковая обманка» – непрофессиональный термин для As2S3, или трисульфида мышьяка.
Не успела тетушка Фелисити что-то сказать, как я сменила тему.
– Я беспокоюсь за отца, – заговорила я. – Что с ним случилось? Я не думала, что он должен был дежурить до настоящего времени.
– Он не мог держаться в стороне, – ответила тетушка Фелисити. – Поднялся по лестнице вместе с ней и оставался рядом, пока не обессилел. Очень хорошо, что я оказалась рядом и позвала на помощь.
– Доггера? – спросила я.
– Доггера, – подтвердила она. И у меня не было вопросов, пока она не добавила: – Кого еще я могла позвать?
– Ну, доктора Дарби. Мне следовало догадаться…
– Фи! – чуть не плюнула тетушка Фелисити. – Доггер обладает более высокой квалификацией, чем половина медиков в королевстве.
– Доггер?
– О, не надо делать такой удивленный вид, девочка. И закрой рот, это не сработает. Я думала, ты давно уже обо всем догадалась.
– Ну, я всегда знала, что он обладает обширными познаниями в области медицины, но казалось…
– Чепуха! Ты знаешь много стряпчих, трактирщиков, жокеев или епископов, которые могут правильно сложить сломанную бедренную кость или вырезать воспаленные миндалины?
– Ни одного, – признала я.
– Именно, – подтвердила тетушка Фелисити. – И так было всегда, верно? Совершенно очевидно.
Она так наслаждалась моим неведением, что я на миг подумала, что она сейчас закукарекает от радости.
Но неожиданно все встало на свои места. Сколько раз в прошлом Доггер точно описывал мне клиническую картину различных медицинских состояний? Я даже не могу сосчитать. Почему, подумала я, мы так часто не замечаем то, что у нас под самым носом?
Ну я и балда. Хотя я всегда гордилась своей способностью сложить два и два, в результате-то я получала три. Унизительно!
– Он был вместе с отцом в лагере военнопленных, верно? В тюрьме «Чанги» в Сингапуре?
Этот эпизод семейной истории я вытащила из миссис Мюллет и ее мужа Альфа по крупицам, слишком маленьким, чтобы они привлекали внимание по отдельности.
– Доггер не раз спасал жизнь твоему отцу, – с неожиданной мягкостью произнесла она. – И поплатился за это.
Мерцающий свет свечей искажал лицо тетушки Фелисити шевелящимися тенями, и казалось, будто эту историю рассказывает незнакомка.
– Японцы приговорили твоего отца к смерти. За какое преступление? За отказ назвать людей под его командованием, которые участвовали в планировании побега. Я не стану рассказывать тебе, Флавия, что они с ним делали, это неприлично.
Она помолчала, давая мне возможность переварить ее слова.
– Несмотря на примитивные условия и имея в распоряжении немногим большее, чем столовые приборы, Доггер каким-то образом сумел помочь твоему отцу не истечь кровью.
Мое горло вмиг пересохло и окаменело. Я не могла сглотнуть.
– За это вмешательство Доггера отправили работать на Дорогу смерти.
Дорога смерти! Железная дорога протяженностью в двести с лишним миль, построенная военнопленными через недоступные холмы и джунгли из Таиланда в Бирму. Я с ужасом смотрела на жуткие фотографии в старых журналах: рабочие-скелеты с изможденными лицами, грубые могилы вдоль обочины. Сто тысяч погибших. И хуже, намного хуже, читать об этом было слишком тошно.
– Что касается Доггера, – продолжила тетушка Фелисити, – это было только начало. Его отправили работать на Перевал адского огня – печально известный отрезок дороги, где его и других заключенных заставляли продалбливать скалу примитивными орудиями и голыми руками.
– Какой ужас, – произнесла я и тут же осознала, как банальны мои слова.
– Разразилась эпидемия холеры, как часто бывает в таких ужасающих условиях. Потом дизентерия, за ней голод, а потом… Несмотря на то, что он сам был в ужасном физическом состоянии, Доггер пытался уменьшить потери.
Она внезапно замолчала.
– Я думаю, что на этом лучше опустить занавес над сценой, Флавия. Некоторые вещи слишком ужасны, чтобы описывать их простыми словами.
Мой разум понимал, что она имеет в виду, хотя я не могла это осознать.
– Твой отец и Доггер снова встретились только в конце войны, случайно оказавшись в госпитале Британского Красного Креста. Они не узнали друг друга, пока их не представил капеллан. Потом падре сказал, что при виде их воссоединения даже Господь заплакал…
– Пожалуйста, тетушка Фелисити, – попросила я. – Больше ничего не хочу слышать.
– Ты разумное дитя, – заметила она. – Я не хочу больше ничего тебе рассказывать.
Мы еще несколько минут постояли в молчании. Потом, не сказав ни слова, тетушка Фелисити развернулась и покинула комнату, оставив меня наедине с Харриет.
17
Я прислушалась к тихому гулу голосов по ту сторону двери.
Сделав глубокий вдох и повернув ручку, я торжественно выступила в коридор.
– Леди и джентльмены, – объявила я. – Друзья… соседи…
