«Это, наверное, копии, а то и подлинники шедевров древних ваятелей из приобщенных к демократии музеев Ирака, — подумал Глеб, — и ворота оттуда же уперли радетели прав человека, а Артюнянц у них перекупил. И если изваяния шумерских воинов действительно дело рук их древних современников, то им цены нет! Да и бронзовые копии для сборщиков металлолома — заманчивая добыча. На вырученные за них деньги можно загрузить поллитровками целый “КамАЗ”! И Артюнянц не опасается выставлять напоказ такие ценные экспонаты, когда искатели водочного эквивалента отовсюду сметают любой металл, а уж цветной-то свинчивают и срезают и с самолетов, и с пароходов, и с железнодорожной автоматики, и со всего-всего, вплоть до межконтинентальных ракет и атомных реакторов? И правильно не опасается! Злоумышленники скорее отломают металлический хвост у скакуна маршала Жукова, чья конная статуя украшает центр столицы, да и голова самого легендарного военачальника раньше разделит участь лошадиного хвоста, чем похитители покусятся на артюнянцевскую собственность! Ибо на защиту прославленного маршала выступит толерантный закон, а за Артюнянца заступятся бескомпромиссные понятия.
— Чего тебе? — негостеприимно откликнулся грубый голос из домофона, когда Глеб нажал кнопку переговорного устройства.
— Капитан Панов, уголовный розыск, — предъявил Глеб свое удостоверение торчавшей из ближайшей бойницы видеокамере. — Мне необходимо побеседовать с Анжелой Артюнянц и Дуней Артюнянц.
— А больше тебе ничего не необходимо? — издевательски вопросил голос. — Госпоже Анжеле и Дуне больше делать нечего, как только с тобой беседовать. Проваливай отсюда подобру-поздорову, пока не нажил приключений на собственную задницу.
— А ты сам так и живешь круглый год в этой крепостной башне? У тебя ни своего дома нет, ни семьи, и никогда ты отсюда не выходишь и никуда не выезжаешь? — благожелательно поинтересовался Глеб, пряча удостоверение в карман. — И ПДД ты по дороге не нарушаешь, и с алкоголем за рулем у тебя полный порядок, и в общественных местах в пьяном виде не появляешься и не выражаешься там нецензурно, и окурки бросаешь только в урну, и… Дальше еще перечислять?
Ответом на пановские инсинуации послужило тягостное молчание его оппонента. Видать, башенный сиделец припомнил, что, несмотря на некоторые отдельные незначительные пробелы в уголовном законодательстве, обеспечивающие длительное относительно мирное сосуществование правоохранительных органов с бесчисленными ОПГ, у полиции хватает законных полномочий, чтобы в такой же степени обеспечить массу неприятностей и для обычного среднестатистического гражданина. Ибо кто у нас без греха? Или хотя бы без грешка, вроде того же брошенного окурка или распитой в неположенном месте чекушки? И если полиция вдруг ревностно возьмется за соблюдение не только духа, но и буквы закона, среднестатистическому грешному гражданину мало не покажется! Бедолаге нельзя будет и носа высунуть на улицу, чтобы тут же не огрести по меньшей мере штрафа! Слава еще богу, что мы не какие-нибудь там немцы или скандинавы и у российской полиции-милиции за всю свою историю никогда не возникало желания побороться за всеобщее уважение гражданами буквы закона свыше указанного. Потому что свыше указывающие всегда полагали, что у полиции-милиции есть более важные дела, на то полицейским ныне и вручили резиновые дубинки. Но в индивидуально-персональном порядке полицейские за «букву» все равно переживают. Обыкновенный полицейский не откажется слупить со среднестатистического гражданина свою малую мзду за его невеликий грешок. Но если среднестатистическому небезгрешному гражданину довелось вступить в конфликт не с обыкновенным полицейским, а с оборотнем в погонах, даже страшно подумать, какую пакость тот может ему подстроить! А в том, что перед ним именно полицейский оборотень, охранник не сомневался. Кто же еще мог осмелиться побеспокоить могущественного олигарха? Нормальные-то полицейские и дохнуть боятся в его сторону, не то что сунуться с допросами-вопросами. Конечно, сам Артюнянц одним мизинцем может легко смести любого полицейского в небытие, но станет ли он беспокоить свой мизинец ради какого-то ничтожного охранника, которого поймали с парой-другой доз наркотика? Или даже если его просто замели в обезьянник за мелкое хулиганство: употреблял спиртные напитки в неположенном месте, там же нецензурно выражался, оскорбляя общественную нравственность, и разрушал экологию города, бросая окурки мимо урны?
Обдумав и примерив на себя возможные последствия своей грубости, охранник наконец ответил, и на этот раз гораздо вежливее, что он, к сожалению, не уполномочен решать такие вопросы и соединяет уважаемого визитера с начальником охраны. Воцарилась еще более длительная пауза. Теперь начальник охраны анализировал полученную информацию и рассматривал нежданного гостя через видеокамеру. С мнением своего подчиненного, что к ним явился не обыкновенный полицейский, он сразу согласился. Но вот обыкновенный ли это оборотень в погонах?
Чтобы объяснить сомнения начальника артюнянцевской охраны, следует обратиться к первоисточнику, то есть ко времени начала благодетельных либеральных реформ. Тогда самые достойные люди получили в собственность газеты, заводы, телеканалы, пароходы, нефтяные месторождения, шахты, рудники и прочее, и прочее. Но символом их богатства и могущества стали не скипетр, не держава и даже не золотой венец короны, как это случалось в прежние времена, а более вещественное, адекватное и полное отражение их менталитета — сурерпуперсовременный золотой унитаз. Сотрудники силовых служб (сейчас речь идет только о них) к раздаче всего этого добра опоздали. Одни в это время парились в «горячих точках», другие залечивали полученные там ранения в госпиталях, третьих с песнями выводили из благоустроенных казарм и квартир в чистое поле… Ну и так далее. Когда вернувшиеся, вылеченные и выведенные опомнились и огляделись окрест себя, то поняли, что прокляты самым страшным проклятьем: «Чтоб ты жил на одну зарплату!» — и забыты. И большинство с этой незавидной участью смирилось. Другие, погоревав и повздыхав, вспомнили, что умеренность и аккуратность тоже приносят свои питательные плоды, что птичка небесная по зернышку клюет, а сыта бывает, и сориентировались на получение малой мзды с граждан, не очень чтящих букву закона. А третьи, самые нахальные, побежали к кассе и стали кричать:
— Мы такие-растакие! Мы воевали во всех «горячих точках», лежали в госпиталях, залечивая свои горячие раны! Прозябали в чистом поле в палатках на семи ветрах! Мы тоже хотим получить золотые унитазы!
Тут из окошечка кассы выглянул главный кассир, рыжий такой, с жуликоватой физиономией, бегающими глазками, блудливой ехидной улыбочкой и нагло заявил:
— Есть билеты на балет. Если согласны до следующей зарплаты питаться только водопроводной водой и воздухом, можете насладиться высоким искусством. А на вход в клуб достойных получения золотых унитазов билетов нет! Хоть вы и такие-растакие, но ваш поезд ушел. И на этом литерном экспрессе уехали в Ниццы и прочие Испании и Калифорнии новые владельцы заводов, газет, пароходов, и золотые унитазы они увезли с собой.
Вернулись такие-растакие в свои силовые кабинеты несолоно хлебавши. А там сидят их коллеги по «горячим точкам», госпиталям и продуваемым семью ветрами палаткам, которые с ними за билетами не ходили, и выражают свою раздражительность в нецензурной форме.
