Допрос продолжался три часа, и Лиза Маттей произнесла только пять фраз за все время. Посередине допроса Монссон неожиданно задал ей вопрос.
— Извини, если я спрошу, — сказал он. — Пожалуй, это звучит очень странно, но ты действительно полицейский?
— Да, — подтвердила Маттей и улыбнулась еще дружелюбнее, чем Хольт. — Хотя ты не первый, кто спрашивает.
— Ты не выглядишь как полицейский, — сказал Монссон.
— Я знаю, — улыбнулась Лиза Маттей. — Я думаю, все из-за того, что я просто сижу и читаю массу бумаг целыми днями. Хотя порой вдобавок много слушаю тоже.
Анна Хольт не собиралась заострять внимание на разнице в возрасте между Бенгтом Монссоном и Линдой Валлин, которая была на четырнадцать лет моложе его. Пока не собиралась. На следующей неделе — пожалуй, если все пойдет, как она планировала.
— Расскажи о своих отношениях с Линдой, — начала Хольт.
Он не считал, что стоило говорить о каких-то отношениях. Они слишком отличались друг от друга. Просто встречались. Пожалуй, примерно двадцать раз за три года. Чаще вначале и реже в последнее время. Самый последний раз — ранней весной, когда она позвонила ему, чтобы рассказать о разрыве со своим парнем. Но, конечно, ему очень нравилась Линда. Запредельно, и, если быть честным до конца, он одно время даже испытывал настоящую любовь к ней. По крайней мере, вначале, но при мысли обо всех различиях между ними так никогда и не признался ей в этом.
— У меня все равно создалось впечатление, что Линда, вероятно, обожала тебя тоже, — сказала Хольт.
Без сомнения, все обстояло таким образом, подтвердил Монссон, но это ведь, скорее, являлось еще одной проблемой. Однажды она даже рассказала ему, что написала о нем в своем дневнике. И как раз в то мгновение, когда он упомянул дневник, Хольт увидела ту же тень сомнения в его глазах, как и тогда, когда она спросила, может ли Лиза Маттей посидеть на допросе.
— Я знаю. Мне известно, что она очень любила тебя, — повторила она, не вдаваясь в подробности об источнике своих сведений. — Я подумала о совсем другом деле, — продолжила Хольт туманно, поскольку как можно быстрее хотела уйти подальше от темы дневника. — Я сомневалась, говорить ли об этом раньше, но, если ты откажешься, мы найдем другую тему для беседы.
— Да-а, — сказал Монссон настороженно и напряженно ожидая продолжения.
— Здесь нет ничего секретного, но у меня создалось впечатление, что ты достаточно опытен по части женщин, — сказала Хольт. — Даже очень, — добавила она и улыбнулась.
Монссон понял, что Хольт имела в виду, но ему, похоже, не нравилось само слово «опытный» — звучало слишком грубо и цинично. В его словаре оно служило синонимом к слову «затасканный». Монссон любил женщин. Ему всегда было легко с ними разговаривать, общаться и находиться. Друзей мужского пола он фактически никогда не имел, да и не испытывал в них нужды. Конечно, он побывал со многими женщинами за все годы, если это сейчас интересовало Хольт. Он любил женщин, чувствовал себя хорошо, когда находился с ними. Их присутствие делало его счастливым, радостным, просто-напросто спокойным, вот и все.
— По мне, здесь нет ничего странного, — согласилась Анна Хольт. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Но мне интересно, как у вас было в отношении этого с Линдой.
— Ты имеешь в виду, что она не могла иметь особого сексуального опыта? — спросил Монссон.
— Точно, — подтвердила Хольт. — Меня интересует секс. Я имею в виду, когда вы занимались им, ты и Линда.
Совершенно обычный секс, по словам Монссона, и ничего жесткого с такой, как Линда, учитывая также его чувства к ней и ее к нему.
— Обычный мягкий секс, — подвела итог Хольт.
— Мы были друг с другом так же, как и ты, когда с кем-то, кого любишь и уважаешь, — объяснил Монссон. — Но хорошо. Обычный мягкий секс, если ты предпочитаешь такое выражение.
Однако с другими тогда, поинтересовалась Хольт, со всеми прочими, с кем он вступал в связь и кто по своему опыту значительно превосходил Линду Валлин, дело не ограничивалось обычным мягким сексом?
Не всегда, если верить Монссону, но пока они говорили о добровольных обоюдных действиях между способными отвечать за свои поступки взрослыми людьми, в ином сексе не было ведь ничего странного. Если речь шла о чем-то привлекательном для обоих партнеров и пока это не приносило им вреда.
— Прочитай любую колонку с советами по сексу в любой газете, и ты поймешь, что я имею в виду, — сказал Монссон.
— Я тебя прекрасно понимаю, — уверила его Хольт. — Кроме того, ведь именно поэтому ты сидишь здесь и разговариваешь со мной.
— О чем ты?
— Об этом ты как раз сейчас сказал, об обоюдных действиях между способными отвечать за свои поступки взрослыми людьми. Какое мне, собственно, до подобного дело? Это же твоя личная жизнь. Знаешь, — продолжила Хольт и посмотрела на часы. — Я предлагаю прерваться сейчас и продолжить завтра. Мы же фактически просидели здесь более трех часов.
— Спасибо за то, что ты позволил мне присутствовать, — сказала Лиза Маттей и улыбнулась Бенгту Монссону. — Все было невероятно интересно, на самом деле. Я подумала о твоих словах относительно того, что «опытный» значит в каком-то смысле «затасканный». По-моему, прекрасная мысль, очень точная.
— Спасибо и тебе, — сказал Монссон.
— Ну и каково теперь твое мнение о моем милом Бенгте Акселе? — спросила Хольт, как только они с Маттей остались одни.
— Не в моем вкусе, — поморщилась Лиза Маттей. — Хотя это понятно. Я тоже не в его вкусе, — добавила она и пожала плечами.
— А кто в его вкусе тогда? — поинтересовалась Хольт.
— Все, если верить его словам.
— Ну и в итоге что скажешь?
— Целиком сосредоточен на себе и своих потребностях, — сделала вывод Лиза Маттей и покачала головой. — Если ты распечатаешь запись допроса и поменяешь «женщину», например, на «еду», то поймешь, о чем я говорю. Обычный вечно жующий человек. Вот кто он.
— Ничего иного? — спросила Хольт.
— Дневник, — сказала Маттей. — Его, как все, похоже, уверены, отец Линды где-то спрятал.
— Что нам делать, если это правда? — спросила Хольт.
— Понятно, отец Линды спрятал его. Мы никогда до него не доберемся, но поскольку Монссон явно подозревает, что ты уже читала его, то, пожалуй, и лучше, если он не попадет к нам, — сказала Маттей и выглядела довольно восторженной. — В худшем случае, пожалуй, его адвокат захочет взглянуть на него.
— О чем он беспокоится тогда?
— Анна, — сказала Маттей и вздохнула. — Ты же понимаешь причину его беспокойства.
— В дневнике Линды речь идет не только о мягком сексе, — констатировала Хольт.
— Вот видишь, — сказала Маттей. — Пусть ты и разговариваешь с человеком, который едва ли когда-нибудь имел мягкий секс. Зачем я тебе, собственно, нужна?
