– А вдруг откажут? – резонно заподозрила Аурика Георгиевна.
– Баба с возу – кобыле легче, – заочно приняла отказ Наташа, точно так же, как и ее мать, размышляя над перипетиями судьбы в атмосфере нежданно нагрянувшего счастья. Самая главная потребность детского сердца – потребность в любви – была утолена, и теперь ей было абсолютно все равно, какой ответ она получит. Надо ли говорить, что подобная отстраненность сработала, как катализатор, и Наталья Михайловна получила вторичное предложение возглавить Институт управления, бизнеса и права на выгодных для нее условиях.
– Никогда не думала, что ты такой ценный кадр, – язвила Аурика Георгиевна, сменив образ королевы-матери на образ делового премьер-министра.
– Я в тебе тоже склонности к логическому мышлению не обнаруживала, – щедро выбрасывала козыри на кон Наташа и подмигивала сестрам, воодушевленным возможностью улучшить свое финансовое положение и сделать это легально.
– А вдруг не возьмут? – больше всех тревожилась Ирина, отвыкшая верить в лучшее. – А вдруг я не пройду собеседование?
– Конечно, не возьмут, – подливала масла в огонь важная Аурика. – Как только ты расскажешь о любви к ближнему, так сразу же и не возьмут. Расскажи им о том, что твой метод управления – это метод финансового кнута и пряника. Что ты знаешь о дифференцированном распределении премий?
– Ничего, – смутилась Ирина Михайловна.
– Вот и я вижу, что ничего. Неплохо бы тебе Макгрегора почитать. «Теория Х и теория Y», – посоветовала Аурика Георгиевна.
– Ого! Неужели сама читала? – подтрунивала над матерью Валечка, потерявшая на какое-то время боевую сноровку в связи с очередным расставанием со своим художником, душа которого устремилась к высокому так рьяно, что он на полном серьезе заявил об отмене сексуальных контактов во время поста.
– Мне положено знать, я – историк, – гордо напоминала Аурика, и ее левая бровь автоматически ползла вверх.
– А я – бухгалтер, – вторила ей младшая дочь и торопилась войти в курс дела.
– Зачем ты так спешишь? – тактично интересовалась Алечка, всерьез обеспокоенная тем, что ее дочь, а с ней – и зять, останутся без Наташиного патронажа на прежнем месте работы. Как человек скромный, она не осмеливалась задать прямой вопрос: какая участь постигнет чету Жбанниковых, когда Наталья вступит в новую должность, поэтому пробовала действовать опосредованно. – Время покажет…
– Покажет, – соглашалась Валечка, но думала о своем, то есть о покинувшем ее на время поста любовнике.
– И все-таки должность главного бухгалтера коммерческого вуза – это слишком большая ответственность для тебя, – пыталась оградить сестру Аля. – Может, подумаешь?
– О чем? – взрывалась Валечка. – Мне скоро сорок. Еще пару лет – и я навсегда останусь рядовым бухгалтером в заштатной фирме, невзирая на мои исключительные, как ты не скажешь, способности.
– Неужели у тебя нет перспектив дальнейшего роста, Валя? – наивно переспрашивала сестру Алечка. – Ты же столько лет в профессии! У тебя огромный опыт…
– Аль, – рычала Валентина Михайловна. – Ты что, совсем дура? Посмотри на меня. Что ты видишь?
– Тебя, – пожимала плечами Аля.
– Нет, – продолжала наскакивать на сестру Валечка. – Ты видишь не меня, а почти сорокалетнюю бабу, на которую с каждым годом смотреть все противнее и противнее. Потому что эта баба толстеет, стареет и все меньше становится интересна мужчинам. А мои руководители – молодые ребята. Им нужна вокруг красота, а не пятьдесят килограммов лишнего веса. Поэтому – оставь меня в покое. Первый раз в жизни завидную должность предложили, а тут ты со своими сомнениями. Аля, поверь! Лучший бухгалтер – это главный бухгалтер. Только он может позволить себе ориентироваться на конъюнктуру рынка, а не на то, кто и как на него посмотрел. Главного бухгалтера… его ценят. И еще – главного бухгалтера обязаны любить все: от начальника до вахтера. И знаешь почему?
– Почему? – чуть слышно вздыхала Алечка.
– Потому что он – главный бухгалтер! – заорала Валентина Михайловна так, что Аля закрыла рот и молча уселась на диван.
– Что ты так нервничаешь? – попыталась успокоить сестру Ирина.
– У нее любовная драма, – ответила за дочь Аурика и развела руками. Выражение ее лица напоминало то, с каким врач ставит диагноз: «Не волнуйтесь особенно, но в принципе это неизлечимо».
– Прекрати надо мной издеваться! – заплакала Валечка злыми слезами и в сердцах замахнулась на мать.
– Дожили, – констатировала Аурика Георгиевна. – Дети на мать руку поднимать стали. Видимо, пора мне на покой…
– Давно пора, – всхлипывая, подтвердила Валентина и попыталась насухо вытереть глаза. Насухо не получилось. Получилось начерно.
– Господи! – всплеснула руками Аурика. – Как ты на Веру Холодную похожа!
– На кого? – заинтересовалась Валечка, шмыгая носом.
– На Веру Холодную, – повторила Аурика Георгиевна. – Только полновата малость, а так – копия.
– Ничего не похожа, – подала голос с дивана Аля, обиженная младшей сестрой.
– А то ты знаешь, кто такая Вера Холодная? – язвительно уточнила Аурика.
– Знаю, – подтвердила Аля. – Актриса немого кино.
– Никогда не думала, что она входила в число твоих пациентов, – картинно удивилась Аурика Георгиевна.
– Мам, ты что?
– А что? Вера Холодная – не человек? Человек! А значит, ничто человеческое ей не чуждо. В том числе и геморрой. Разве не так?
– Надо же! – перестала хлюпать носом Валечка. – И до Альки добралась. Сейчас на своего любимого конька сядет. Ну, спроси ее, давай: «А зачем ты, Алька, выбрала эту ужасную профессию?»
– Профессия как профессия, – не поддалась на провокацию Аурика Георгиевна и, как обычно, постаралась оставить за собой последнее слово: – Смотрю я на вас, дорогие мои, и думаю: ну почему бог одним дает, а у других отнимает?
Сестры насторожились, а Алечка особенно напряглась, потому что привыкла к тому, что ее имя произносят, как правило, в одном и том же контексте. Во-первых, что ей несказанно повезло: у нее есть Спицын, а от Спицына у нее – Лерка. А, во-вторых, при таком везении обязательно надо чем-то пожертвовать. Вот она и жертвует красотой ради полезности. Потому что есть песни о донорах, о врачах, о медсестрах, но нет песен о проктологах, и не будет. Увы, предмет исследования априори лишен поэзии. Первоначально Аля сопротивлялась, искала аргументы, что, мол, о гинекологах, отоларингологах, дантистах и прочих тоже песни не поют. Но потом Наташа ее успокоила: «Песен не поют, конечно, зато анекдоты рассказывают». В итоге Алечка смирилась и в глубине души согласилась, что за счастье надо платить. И уж лучше так, а не иначе.
– Не смотри на меня так, – насупила брови Аурика. – Я не про тебя.
– А про кого?
