Он пояснил, что операция под названием «На тот свет без пересадки» — дело архитрудное. Тут такая ювелирная точность требуется, что Зевс только Нике доверяет. Главное — поймать момент, когда герой прощается с жизнью и попадает в объятия смерти.
— И только, значит, эта ненасытная шалава его облапит, но еще не успеет крепко к сердцу прижать, тут неожиданно, подобно ястребу, льву и даже крокодилу, налетает наша крылатая Ника. Хвать прямо из рук у ненасытной шалавы ее добычу! Шиш под нос ей на память — и наутек без оглядки. Хоть на ракете, хоть на метле вдогонку чеши. Скорее себя зубами за хвост поймаешь, чем нашу богиню Нику!
Геракл перевел дух, будто сам чесал без оглядки от шалавой губительницы.
— Вот почему, — сказал он, — на услуги богини Ники цены зверские. А правила обслуживания — еще страшнее. Как у американских империалистов. За вынужденный простой руки-ноги оторвут, за ложный вызов — башку.
Колдыбанцы опустили голову: олимпийские правила не переделаешь.
— Да чего тут базар разводить? — услышали они бодрый голос своего атамана. — Сейчас только штаны подтяну — да и к делу! Пока мухи не кусают.
Герой подтянул штаны до подбородка и даже закрепил их булавкой. Наверное, на тот случай, если обманутая дура-смерть будет хватать его за штанины. Затем он подошел к барной стойке, взял решение общего собрания «О легендарной смерти Луки Самарыча» и вывел внизу печатными буквами: «ПРИВЕДЕНО В ИСПОЛНЕНИЕ СЕГО ЖЕ ДНЯ В 15.00. ОТВЕТСТВЕННЫЙ: ЛУКА САМАРЫЧ».
На часах было 14.30. Значит, до той минуты, на которую Лука Самарыч назначил свой смертный час, оставалось всего полчаса. Мороз по коже пробежал у соратников героя. Но сам он выглядел так, будто собрался не на тот свет, а в баню или к теще на блины.
— Ну что, друзья-соратники! — бодро и даже как-то весело молвил он. — Простимся перед смертью.
Герой подошел к флагманскому столику.
— Прощайте, Демьян Иванович, — обнял он Самосудова. — Не поминайте лихом. И не берите, прошу вас, взяток в особо крупных размерах. Это не вполне законно.
— И не просите, — горько вздохнул участковый мент. — До взяток ли мне сейчас? Надо реквием к вашим похоронам сочинять.
И он задумался. Наверное, в ментовскую голову пришла смелая мысль: что, если его музыкальный шедевр исполнит не милицейский свисток в сопровождении оркестра, а оркестр милицейских свистков? Сколько взяток выложат тогда со страху денежные мешки?
А Лука Самарыч обнимал уже Безмочалкина:
— Прощайте, Валериан Владимирович. И не сажайте, пожалуйста, прекрасную незнакомку к себе на колени. Это не совсем прилично.
— Какие еще незнакомки? — запротестовал завпомывкой. — До прекрасного ли мне сейчас! Мысленно я уже леплю вашу посмертную маску.
Он уставился в пространство: как лепить? Из белого мрамора? Из черного битума? А может быть, совсем новаторски: из жевательной резинки?
— Прощайте, Самсон Сергеевич, — говорил меж тем Лука Самарыч Молекулову. — К вам тоже есть просьба. Не губите больше юных Ломоносовых. Это немножко непедагогично.
— Да пусть живут, — махнул рукой инженер детских душ. — Сейчас у меня руки чешутся не на них. Я чувствую, что посмертно вы очень эффектно вписываетесь в мою теорию «Как ни кинь — всё клин». Причем в каком положении! В гробу!
Лука Самарыч подошел к Профанову:
— Прощайте, Фома Ильич. Всех благ вам тут, на земле. Только не мешайте людям спать на ваших лекциях. Это чуть-чуть негуманно.
— Да и нереально, — согласился просветитель. — Я ведь теперь буду читать лекции про вас, Лука Самарыч. Уверен, что любая аудитория — хоть на Диком Западе, хоть на Дальнем Востоке — заснет самым крепким, а то и летаргическим сном.
Обнял атаман и Ухажерова:
— Прощайте, Роман. Мой последний совет: не цепляйтесь за юбку невесты.
— Слушаюсь, — заверил вечный жених. — Я уговорю Рогнеду носить брюки.
И вот Лука Самарыч — на пороге.
— Вам будет что порассказать своим внукам и правнукам, — в последний раз перед смертью произносит он свою бессмертную фразу…
* * *
Да, удивительны легенды и былины героической Лукиады, но быль все равно хлеще.
Стоял прекрасный августовский день. К тому же воскресный. Небо — такое ясное, будто выходной был не у нас, а у него. Солнце — такое светлое, словно не мы, а оно направлялось в ПОП-трактир «Утес». И только колдыбанские мухи с утра были так злы, точно не нам, а им идти завтра на работу. Но мух можно извинить: им же в «Утесе» никто не нальет в кредит. Даже если они пообещают искусать мэра Поросенкова.
Впрочем, мух истинные колдыбанцы-удальцы после первого стакана не боятся. Поэтому, хотя злые августовские мухи и носились над головами наподобие натовских реактивных истребителей, внимания на них никто не обращал.
Коллектив удальцов пребывал в радужном настроении…
«Стоп! — прерывает нас читатель. — Не время расслабляться. Послушайтесь доброго совета: освободите своего пузатого трижды совместителя от исполнения обязанностей героя Самарской Луки. Увольте его под благовидным предлогом. Или проводите на пенсию. И баста. Ставьте точку в своей игре. Буквально сию минуту!»
Хм. С чего это вдруг, читатель, ты взялся нас учить?
Ах, да! Ты ведь уже знаешь, что бесстрашный Лука Самарыч отправился по примеру Геракла на беспримерный эшафот. Уже, небось, ты и всхлипнул по этому поводу. А теперь вот голову ломаешь: какую же такую быль под эту легенду мы сотворять будем? Ведь в были тире действительности нет никакого бесстрашного Луки Самарыча, а есть ночной сторож Е. В. Хлюпиков. Неужели его, бедного-несчастного дважды инвалида, придется командировать на тот свет? Это же натуральное смертоубийство!
Вот и спешишь ты, наш читатель, упредить сие ужасное событие. Дескать, дайте врио пинка под зад, и лучшего финала вашей Лукиады не придумают даже Гомер и Гюго вместе взятые.
Спорить с тобою, читатель, — все равно что «Волжскую особую» в треснутый стакан наливать. Но мы никак не возьмем в толк, о чем ты толкуешь. Мы ведь в отличие от тебя удивительных колдыбанских легенд еще не слышали. Пока нам известны только гомеровские байки. Их них явствует, что полубог Геракл погорел на самой обыкновенной девчонке-любовнице. Погорел и в переносном, и в буквальном смысле.
Стало быть, наш Лука Самарыч в очередной раз обошел соперника. Причем в таком наитруднейшем виде спорта, как любовный треугольник. Причем так, что на зависть героям всех времен и народов. Сумел не только остаться целым и невредимым, но еще и семги с шоколадом наелся до отвала.
Остается отметить тире обмыть это радостное событие. Так, чтобы было о чем рассказать внукам и правнукам.
Мы повернулись к трону, то бишь дивану-рыдвану нашего триумфатора, чтобы поздравить его. Но что это? Триумфатор, он же Лука Самарыч, почему-то отсутствовал.
