– Да, изредка все-таки выбираюсь на свет, хотя сам не понимаю, зачем. Надеюсь, герцогиня в добром здравии?
Уголки четко очерченных губ приподнялись, а выражение лица заметно смягчилось.
– Леди Хантфорд чувствует себя значительно лучше, чем прежде. Настолько, что вот уже несколько дней подряд норовит вернуться к активной жизни. Порою моя жена очень… упряма.
Бенджамин кивнул. Что-что, а эта семейная черта была ему отлично знакома.
– Сестры в восторге от визита в Билтмор-Холл.
Граф подавил желание пожать плечами.
– Рад, что леди Оливия и леди Роуз приятно провели время.
– Но в то же время я заметил, что сестра моей жены, мисс Ханикот, вернулась из Глостершира чрезвычайно расстроенной.
При упоминании о Дафне сердце упало в бездну, однако лорд Фоксберн сохранил внешнюю невозмутимость.
– Правда? Интересно, что же могло ее огорчить?
Несколько секунд Хантфорд смотрел на Бенджамина в упор. Граф твердо выдержал взгляд.
– Как вам, должно быть, известно, мисс Ханикот и ее матушка живут в нашем доме. Дафна совсем не так жизнерадостна, как раньше. Аннабел встревожена, а когда встревожена жена, встревожен и я.
Бенджамин постарался говорить как можно ровнее.
– К мисс Ханикот скоро вернется обычное расположение духа. Они с сестрой очень похожи, а это означает, что сильный характер непременно возобладает. – Он искренне надеялся, что так оно и будет. Дафна заслуживала счастья.
– А вы случайно не догадываетесь о причине дурного настроения?
– Право, Хантфорд, я не специалист по женским характерам. – Никогда еще с уст лорда Фоксберна не срывались более правдивые слова.
Герцог склонил голову в знак согласия: он тоже считал женщин одной из величайших загадок вселенной. Официант принес ему виски, а граф заказал очередную порцию бренди.
Он мучительно пытался придумать, как бы невзначай упомянуть о портрете, на тот случай, если Хантфорд что-то слышал, когда тот вздохнул.
– Только что беседовал с лордом Фоули. Через две недели старик дает бал в своем особняке.
Бенджамин вытянул шею в поисках официанта.
– Балы меня мало интересуют, в последнее время танцы почему-то даются с трудом.
Хантфорд многозначительно вскинул брови.
– Этот бал обещает быть… чрезвычайно интересным.
Вот уж сомнительно. Где же, черт возьми, бренди?
– С какой стати?
– Один человек проиграл Фоули солидную сумму. Денег у него нет, но он утверждает, что взамен готов предложить ценную картину.
Фоксберн онемел от ужаса.
– При чем же здесь бал? – спросил он после долгого молчания, хотя и сам знал ответ. Ах, до чего же хотелось ошибиться!
– Должник утверждает, что на картине изображена «приличная молодая особа в крайне неприличной позе». Предлагает лорду Фоули устроить во время бала аукцион и обещает, что выручка с лихвой покроет долг.
– И что же это за таинственная особа?
– В том-то и заключается главная интрига. Даже Фоули не знает, кто она. Собирается раскрыть секрет во время бала. Старик всегда отличался склонностью к мелодрамам, – с откровенной брезгливостью добавил Хантфорд.
– И что же, он не остановится перед публичным унижением этой молодой леди? Готов растоптать ее репутацию?
Герцог взглянул с подозрением.
– Что с вами случилось, Фоксберн? С каких это пор вы превратились в защитника репутаций?
Граф пожал плечами.
– Поступок, недостойный джентльмена. О чем еще можно говорить?
– Согласен. Но и вы согласитесь, что если благовоспитанная дама решается позировать для двусмысленной картины, то поступает невероятно опрометчиво. Необходимо оценивать степень возможной опасности.
«Да это же твоя свояченица! – хотелось закричать Бенджамину. – И у нее были серьезные основания для риска!» Однако он смолчал, отлично сознавая, что любая попытка оправдания выдаст с головой. К счастью, в эту критическую минуту подоспел официант с подносом, в центре которого одиноко возвышался бокал с бренди.
– Полагаю, личность незнакомки уже стала предметом бурного обсуждения?
– И не только обсуждения. Не поверите, но букмекеры без тени сомнения принимают ставки. Все пытаются отгадать имя английской красавицы. Смитсону вздумалось внести в список даже мою Аннабел. Пришлось сказать ему пару слов.
– Пару слов? Значит, так теперь называется угроза убить на месте?
Хантфорд безмятежно улыбнулся.
– Достаточно сказать, что нелепые слухи сразу прекратились. Полагаю, однако, что за оставшиеся две недели, пока не выяснится правда, возникнет немало новых догадок…
Граф ощутил неприятный холодок: за две недели предстояло разработать надежный план спасения. С преувеличенным равнодушием он пожал плечами.
– Да, судя по всему, бал у Фоули действительно достоин внимания.
Герцог поднял стакан и провозгласил шутливый тост:
– Так выпьем за неведомую волшебницу, кем бы она ни оказалась! Ведь ради нее Фоксберн собрался на бал!
Бенджамин выпил. Не было в мире такого дела, за которое он не взялся бы ради своей Английской красавицы.
Оливия убедила Дафну, что посещение галантерейного магазина вреда не принесет, и оказалась права. Ночной дождь смыл дорожную пыль, и теперь сияющие чистотой витрины улыбались солнцу. На Бонд-стрит царило обычное дневное оживление: дамы в сопровождении компаньонок и горничных деловито сновали из магазина в магазин, нагруженные яркими свертками, цветастыми пакетами и элегантными коробками.
Оливия надвинула на лоб шляпу.
– Надо было взять зонтик. Веснушкам достаточно и минуты солнца, чтобы бессовестно выскочить. Надеюсь, хотя бы в одном из магазинов найдется такая отделка, о которой я мечтаю. Тесьма должна быть правильного цвета – зеленого, под цвет глаз Джеймса.
Дафна рассмеялась.
– Уверена, что удастся подобрать что-нибудь столь же душевное, как мистер Аверилл. – Подруги уже почти подошли к магазину, и она остановилась, чтобы убедиться, что не забыла список покупок, которые заказала Аннабел. Заглянула в ридикюль и с радостью обнаружила листок. Извлекла, затянула шнурок, подняла голову и прямо перед собой увидела мисс Старлинг. Рядом с блондинкой стояла ее мамаша и что-то бормотала насчет опасной привычки ходить по улицам не глядя.
– Простите, пожалуйста, – извинилась Дафна. – Кажется, я немного отвлеклась. Добрый день, мисс Старлинг. Миссис Старлинг.
После музыкального вечера сестер Ситон молодые леди еще не встречались, но Дафна не испытывала по этому поводу ни тени сожаления.
