Миссис Коллинсон изо всех сил размышляла. Она безвинна, но даже если вдруг некий мужчина оказался в ее постели, то зачем ему оставлять эту дрянь? И куда он сам подевался? Не сходится. Значит, кто-то ее подставил. Но кто?
Держа на отлете трусы и презерватив, мистер Коллинсон ринулся прочь из спальни. В коридоре звенел его крик: с рассветом он навсегда покинет этот дом.
Выбравшись из кресла, директриса отыскала и вставила зубы, что до некоторой степени вернуло ей достоинство. Потом натянула халат, собираясь поговорить с мужем, и тут взгляд ее упал на цветок гортензии, валявшийся под раскрытым окном. Взяв фонарик, хранившийся в прикроватной тумбочке, она проинспектировала увитую зеленью наружную стену. Оборванные побеги уведомили, что по мощному стеблю кто-то взбирался. Миссис Коллинсон поспешила в гостевую комнату.
— Какого черта надо? — окрысился муж. — Не надейся, что я передумаю. Развод и никаких…
— Выйдем в сад, я кое-что покажу.
— Сейчас? Ночью?
— Делай, что сказано. Полагаю, ты перестанешь выставлять себя идиотом.
— Хорошо, но все твои уловки бесполезны, — проворчал мистер Коллинсон.
Луч фонарика высветил оборванные побеги гортензии.
— По-твоему, отчего это произошло? И второй вопрос: как это попало в спальню? — Миссис Коллинсон показала цветок. В ней заговорила директриса, не зря занимавшая свой пост. — Ну, подумай.
— Кто его знает, — пожал плечами супруг. — Может, твой любовничек…
— Хочешь сказать — влез по стеблю? Хорошо. Предположим, ты — это он. Лезь. Ну же, не стой столбом!
Мистер Коллинсон подергал стебель — взрослого человека не выдержит, оборвется.
— Думаешь, кто-то из твоих девчонок? — взглянул он на жену. — Но где ж они взяли трусы, не говоря уже об использованном презервативе? И зачем все затеяли?
— Не знаю и знать не хочу. Но ты понял, что я перед тобой чиста? Только сумасшедший оставит подобные улики.
Супруги вернулись в дом, где мистер Коллинсон, смиренно попросив прощения, угостился виски с содовой. Более практичная миссис Коллинсон из обувного шкафа достала кеды.
— Сгоняю в пансион — гляну, не хихикает ли кто-нибудь, — на пороге сказала она. — Есть кое-какие подозрения. Если подтвердятся, клянусь, эти мерзавки пикнуть не успеют.
* * *
Парня, который до потемок искал свою одежду, а потом, мучительно морщась, голым покатил на велосипеде с незажженной фарой, патрульная машина остановила в пяти милях от школы Святого Варнавы. По мобильным телефонам несколько водителей, среди которых были три зрелые дамы, известили полицейских об эксгибиционисте, колесившем в окрестностях. К несчастью, две звонившие дамы миновали его, когда он облегчался в кустах.
Вписавшись в крутой поворот, парень едва не въехал в патрульную машину, заблокировавшую дорогу. Уже через двадцать минут его, предусмотрительно укрытого одеялом, допрашивал мрачный инспектор. Накануне хулиганье выбило стекла в его машине, и теперь всю нынешнюю молодежь он считал сволочью. Ее представители, которые в десять вечера голяком разъезжают на велосипедах с погашенной фарой и с полным пофигизмом отливают в придорожных кустах, являли собой еще худшую категорию.
— Значит, затрахался с какой-то шлюхой и не помнишь, где оставил шмотки, так? — угрожающе вопрошал инспектор.
— Нет. Говорю же, я купался в реке…
— Голым. Так?
— Да, голым. Одежду оставил на берегу. Купаться нагишом не запрещено, вокруг никого не было.
— Стало быть, шмотье само по себе исчезло?
— Нет, конечно, — вздохнул парень. — Кто-то украл.
— Этот кто-то — девка, которую ты дрючил.
— Говорю, я был один.
— Ну да, разумеется.
Впечатление от допроса у обоих осталось весьма тягостное. Когда в полицейской машине парня доставили домой, там его ждал еще один допрос с пристрастием, учиненный отцом, местным викарием, который перед тем обыскал комнату отпрыска и в ящике стола обнаружил упаковку презервативов.
Явная угроза репутации сподвигла пастыря на чрезмерное наказание: сын был отправлен в постель голым, побитым и голодным. После нынешнего опыта юноша пришел к выводу, что секс — вовсе не свет в оконце, и всерьез задумался о том, чтобы назло отцу стать католическим священником.
Глава четырнадцатая
В Ипфорде леди Кларисса провела чрезвычайно хлопотный день, уговаривая дядюшку остаться в «Последней вехе». Тот наотрез отказался:
— «Последняя веха» — слабо сказано, скорее уж «Распоследнее место на земле». Лучше провести остаток дней в тюрьме. По крайней мере, там будешь уверен, что кто-нибудь прекратит ночной гвалт, а тебя не обрядят в нелепый тренировочный саван. Хозяйка зверствует: не дает ночной горшок и норовит воткнуть в меня катетер. Если не найдешь приличный пансион, у тебя будут крупные неприятности с мужем, я это устрою.
«Интересно, как?» — подумала Кларисса.
— Попробую, но никаких гарантий… — начала она.
— Уж постарайся, — перебил полковник. — Мне известно, чем ты занимаешься, прикрываясь визитами ко мне. Гэдсли знает, что ты спишь со своим шофером?
— Господи, о чем вы?
— Об измене. Или блуде, как тебе больше нравится. Видишь ли, управляющий твоего отеля тоже отставник. Конечно, служили мы в разное время, но довольно близко сошлись. Время от времени он проведывает свою матушку, эту мегеру-хозяйку, и весьма мне поспешествовал. К твоему сведению, старые вояки друг за друга горой. Ты всегда снимаешь один и тот же номер, и, по моей просьбе, управляющий нашпиговал его миниатюрными камерами. Картинки чрезвычайно занимательные.
— Но…
— Никаких «но». Действуй.
Леди Кларисса умела проигрывать. Вечером в гостиничном баре полковник отметил победу изрядным количеством солодового виски. Племянницу он одурачил — в номере камер не было, но управляющий любезно подтвердил все его подозрения насчет блудливой сучки. «Гулять так гулять!» — решил полковник и, ознакомившись с меню, заказал омара.
* * *
Почти всю неделю Уилт провел у себя в «университетском» кабинете, штудируя жизнь кайзера Вильгельма II. Он сильно сомневался, что юный олух Гэдсли хоть что-нибудь ведает о причинах Первой мировой войны, хоть уже трижды пытался сдать историю. Учитывая данный факт, Уилт решил выкроить из материала самую суть, упростив его до нескольких предложений, которые подопечный выучит наизусть и сможет изрыгнуть в любое время дня и ночи. Если в голове у болвана есть хоть сколько-то мозгов, план сработает.
Уилту беспрестанно мешали: одни так называемые студенты задавали дурацкие вопросы о расписании на осенний семестр, а другие так называемые студенты глубокомысленно интересовались дурацкими темами семинаров. В начале года Уилт и Брейнтри изобрели и вставили в учебный план нелепейшую тему, на какую только хватило фантазии: «Цивилизация тучных: изучение и оценка вклада страдающих ожирением в западную культуру со времен падения Римской империи». В результате на семинар записалось столько народу, что возникла очередь из идиотов, нетерпеливо ожидавших вакансии.
