Комнату залил яркий солнечный свет.
– А я не смеюсь, – возразил Уилт, – я серьезно спрашиваю. Непонятно, чем ты думаешь, раз решила, что я охотник за задницами…
– Да как ты разговариваешь!
– Я-то разговариваю! А ты сюсюкаешь, блеешь и мычишь!
Но Ева не слушала, ее взгляд упал на ножницы.
– Правильно, отрежь эту гадость! – воскликнула она и тут же разрыдалась. – Как подумаю, что ты…
– Заткнись! – взбесился Уилт. – Я с минуты на минуту лопну, а тут еще ты воешь, как пожарная сирена! Если б вчера у тебя работала голова, а не похабное воображение, я бы не сидел здесь как последний идиот!
– Почему?
– Вот почему-у-у!.. – размахивал Уилт своим многострадальным членом. Ева с интересом осмотрела его.
– Зачем ты столько накрутил?
– Чтоб кровь остановить, черт побери! Сколько раз тебе говорить, я поцарапался об розы! Теперь никак не могу содрать этот проклятый пластырь. А под ним, между прочим, бушуют почти пять литров пива.
– Так, значит, это был обычный розовый куст?
– А что же еще?! Я тебе битый час говорю правду, только правду и ничего кроме нее, а ты все не веришь. Я расстегнул штаны, меня повело, и я накололся о розовый куст, будь он неладен! Вот и все.
– И теперь ты хочешь отклеить пластырь? Да?
– Наконец дошло. «Хочу» – не то слово. Это просто необходимо, а то взорвусь.
– Да ведь это проще простого. Берем пластырь и-и-и-и…
7
Через полчаса бледный от боли Уилт добрался до травмопункта ипфордской больницы и проковылял через вестибюль к регистратуре. Регистраторша встретила его холодным бесстрастным взглядом.
– Мне бы к доктору… – робко начал Уилт.
– У вас что-то сломано? – поинтересовалась дама.
– Вроде того, – ответил Уилт, холодея от ужаса: за их беседой следила добрая дюжина других пациентов, с более очевидными, но менее интересными повреждениями.
– Вроде чего «того»?
Тут Уилт состроил ей мину, означавшую, что с ним произошел некий конфуз. Однако регистраторша оказалась на редкость недогадливой.
– Если у вас не перелом, не ранение и не отравление, требующие немедленного вмешательства, обращайтесь к своему лечащему врачу.
Уилт подумал и выбрал «ранение».
– Я ранен.
– Куда? – спросила дама и приготовилась заполнять карточку больного.
– Ну как бы это сказать… – Уилт откашлялся, затем оглянулся.
Добрая половина пациентов пришла в сопровождении жен или матерей.
– Я спрашиваю, куда? – уже громче повторила регистраторша.
– Я же отвечаю, – прошептал Уилт, – дело в том, что…
– Я не могу возиться с вами весь день, понимаете?
– Да, да, конечно, – залепетал он, – так получилось… можно я лучше доктору скажу… понимаете…
Дама ничего не желала понимать. Либо садистка, либо дебильная, подумал Уилт.
– Я обязана заполнить карточку, и если вы не скажете… – она замолчала и подозрительно глянула на Уилта. – То у вас перелом, то вы ранены. Сами разберитесь в конце концов, у меня и так работы выше крыши.
– Я, между прочим, тоже не дурака валяю, – обиделся Уилт, – и если мне немедленно не окажут помощь, может случиться непоправимое.
Дама пожала плечами, словно давая понять, что непоправимое здесь случается каждый день и она уже привыкла.
– Вам виднее, а я обязана выяснить, что произошло и как. Иначе не пущу, и все.
Уилт уже было собрался поведать, как чертова женушка едва не спустила шкуру с его пениса, но внезапно увидел, что несколько матрон из очереди с интересом прислушиваются к их разговору. Пришлось срочно что-то выдумывать.
– Яд, – чуть слышно произнес он.
– Это точно?
– А как же, – заверил ее Уилт, – я сам выпил его.
– Сначала вы что-то себе сломали, потом куда-то себя ранили. Теперь вот яд выпили… И нечего на меня так смотреть. Такая у меня работа, ясно?
– Ясно! Пока вы, с позволения сказать, работаете, на тот свет можно отправиться, – ляпнул Уилт и пожалел.
Исполненный ненависти взгляд дамы говорил об одном: если Уилт действительно сейчас сыграет в ящик, то исполнит ее самое сокровенное желание.
– Послушайте, – уже спокойнее проговорил Уилт в надежде успокоить эту стерву, – простите, пожалуйста, если я вас обидел…
– Нахамили, лучше скажите!
– Пусть нахамил, как вам угодно. Но войдите в мое положение: напился яда, упал, сломал руку… тут поневоле выйдешь из себя. – И в подтверждение своих слов Уилт бережно погладил правой рукой «сломанную» левую. Регистраторша все равно поверила и снова взялась за ручку.
– Бутылку-то принесли?
– Какую?
– Из-под яда, что вы хлебнули.
– Для чего?
– А откуда мы узнаем, от какого яда вас спасать?
– А на ней не написано. Простая лимонадная бутылка с ядом. В гараже стояла.
– Откуда вы взяли, что там яд?
– Потому что на вкус это совсем не лимонад. – Уилт совсем запутался и пришел в отчаяние.
– Не все то яд, что не лимонад, – резонно заметила дама.
– Так-то оно так, но на вкус это был страшный яд. Скорее всего, цианистый калий.
– Никто из живых не знает, каков на вкус цианистый калий, – изрекла регистраторша. Железная логика напрочь отметала все доводы Уилта.
– Ну, ладно, – сдался он наконец. – Бог с ним, с ядом. В конце концов у меня еще есть перелом и ранение, а они-то уж требуют срочного вмешательства врача.
– Тогда ждите своей очереди. Все-таки где у вас рана?
– Сзади, на чем сидят, – соврал Уилт и поплатился за это; ожидая вызова, он простоял целый час, ни разу не присев, чтоб подкрепить свою версию ранения. Все это время регистраторша пристально следила за ним с подозрением и неприязнью.
Чтоб хоть как-то отвлечься, Уилт пристроился к одному из пациентов с газетой и, заглядывая ему через плечо, стал читать. Тому тоже требовалась неотложная помощь – об этом свидетельствовал забинтованный палец на ноге. Но Уилт все равно завидовал ему: небось сразу поверили. «Но правда всякой выдумки страннее», – вспомнил он строчку из Байрона. Да нет, не только правда. Его собственный опыт показывал – ври не ври, все равно не верят. Может, всему виной его нерешительность? Вечно он норовит взвесить все «за» и «против». Это, наверное, и заставляет людей держать с ним ухо востро. Им подавай правду попроще, чтобы вписывалась в привычные рамки. Чуть что необычное, нетривиальное – тебя сразу подозревают во лжи. А мыслить тривиально Уилт не умел. Появись проблема – Уилт придумает множество способов решить ее, да таких, что и в голову никому не придут. Тем более Еве. И не потому, что Ева вообще не соображает. Просто она с поразительной легкостью меняет мнение по десять раз на дню, что совершенно не под силу Уилту. Его всегда одолевают сомнения. У каждой проблемы Ева видит только одно решение, Уилт – не менее десятка, и все они противоречат друг другу. И даже здесь, в унылой приемной, после стольких злоключений, Уилт не отрешился от мирской суеты, а сразу же нашел достойную тему для размышлений.
