Миссис Флоуз отошла от ворот и побежала, а точнее, поспешила, скользя и спотыкаясь в темноте, вдоль канала, отчаянно надеясь, что ей удастся выбраться из огороженной части имения к холмам через тоннель в одном из холмов, по которому шла протока. Уже на бегу она услышала скрип открываемых ворот, и лай гончих стал слышен ближе. Миссис Флоуз сломя голову бросилась в темноту, поскользнулась и упала, вскочила на ноги, снова поскользнулась и вновь упала, но на этот раз уже в канал. Там было мелко, но вода в протоке была страшно холодной. Она попробовала выбраться на другую сторону, но соскользнула назад в воду и отказалась от дальнейших попыток. Вместо этого она побрела по колено в ледяной воде к видневшейся впереди темной громаде холма и еще более темному отверстию тоннеля в нем. С каждым ее неуверенным шагом это отверстие становилось все больше и казалось все страшнее. Миссис Флоуз замедлила шаг. Отверстие тоннеля в холме напомнило ей о Гадесе — греческом боге подземного царства теней, лай собак позади вызывал в сознании образ Плутона, но не того веселого пса из мультфильмов Диснея, а страшного божества из царства ада, на чей алтарь богатства ради богатства она так бездумно молилась. Миссис Флоуз не была женщиной образованной, но все же знала достаточно, чтобы сообразить, что угодила в ловушку и выбора у нее практически не осталось: позади были псы, впереди ее скорее всего унесло бы в бездонное море, причем и в том и в другом случае она угодила бы в ад. Пока она раздумывала в нерешительности, лай гончих вдруг почему-то перестал приближаться. На фоне линии горизонта она увидела всадника, хлещущего вокруг себя плеткой.
— Назад, мерзавцы, — орал Локхарт, — назад, на псарню, скоты чертовы!
Ветром его голос донесло до миссис Флоуз, и на какое-то мгновение она даже испытала к своему зятю чувство благодарности. Но уже в следующую минуту ее иллюзии рассеялись. Тем же тоном, каким он только что орал на собак, Локхарт отчитывал Додда за глупость.
— Ты что, старый идиот, забыл, что сказано в завещании? Пусть только эта сука отойдет больше чем на милю от дома, и она теряет все права на наследство. Так и пускай себе катится ко всем чертям!
— Об этом я не подумал, — сокрушенно произнес Додд и повернул свою лошадь назад к дому, вслед за собаками. Локхарт поехал за ним. Миссис Флоуз больше не колебалась. Она тоже позабыла об этой статье завещания. Нет, она не намерена катиться ко всем чертям. Отчаянным усилием она выкарабкалась из канала и побрела назад к дому. Добравшись до него, она уже не смогла взобраться к себе в комнату по простыням и направилась к двери. Дверь оказалась незаперта. Она вошла и, дрожа от холода, остановилась в темноте. Дверь на кухню была открыта, а за другой дверью, ведущей в погреб, ярко горел свет. Миссис Флоуз надо было выпить что-нибудь крепкое, чтобы согреться. Она тихонько подошла к двери погреба и распахнула ее. В следующий же момент крики миссис Флоуз разнеслись по всему дому. Прямо перед ней на голом, заляпанном кровью деревянном столе сидел старый Флоуз, тоже совершенно голый, с огромным шрамом, шедшим от паха до горла, и смотрел на нее в упор, как тигр. Позади него стоял Таглиони с куском грязной ваты в руках, и миссис Флоуз показалось, что он пытается запихнуть эту вату в череп ее мужа. Работая, Таглиони мурлыкал себе под нос мелодию из «Севильского цирюльника». Увидев эту сцену, миссис Флоуз громко вскрикнула и упала в обморок. Локхарт отнес ее в комнату и бросил на кровать. Не приходя в себя, миссис Флоуз что-то очень быстро и неразборчиво бормотала. Локхарт втащил в окно свешивавшиеся вниз простыни и накрепко привязал миссис Флоуз к кровати.
— Больше прогулок при луне не будет, — весело сказал он и вышел, заперев за собой дверь. Слова его оказались пророческими. Когда утром Додд принес ей завтрак, миссис Флоуз лежала, взглядом ненормальной уставившись в потолок, и продолжала что-то бормотать про себя.
А внизу, в погребе, бормотал Таглиони: вторжение миссис Флоуз и случившаяся с ней истерика окончательно деморализовали его. Набивать чучело из человеческого трупа и так было малоприятным занятием, но, когда в разгар работы появляется еще и рыдающая вдова, это уже слишком.
— Отвезите меня домой, — умолял он Локхарта, — ради Бога, отправьте меня домой!
Но Локхарт был неумолим:
— Вначале надо закончить работу. Он должен говорить и шевелить руками.
Таглиони посмотрел на лицо чучела.
— Таксидермия — это одно. А изготовление движущихся кукол — другое, — сказал он. — Вы хотели, чтобы я набил чучело, я его набил. Теперь вы хотите, чтобы я заставил его говорить. Я что, чудотворец? О таких вещах надо просить Господа.
— Я никого не прошу. Я приказываю, — констатировал Локхарт и извлек откуда-то маленький динамик. — Вставьте это ему под язык.
— Языка нет, — ответил Таглиони. — Я ничего внутри не оставил.
— Вставьте тогда в горло, — согласился Локхарт и продолжал: — А этот приемник установите ему в череп. — Он протянул Таглиони миниатюрное приемное устройство. Но Таглиони сопротивлялся.
— Некуда. Череп набит ватой.
— Ну так выбросьте часть ваты, вставьте эту штуку и оставьте место для батареек. И кстати, я хочу, чтобы у него двигалась челюсть. У меня есть тут для этого электрический моторчик. Вот, смотрите.
К полудню старого Флоуза оборудовали звуковыми эффектами. Когда работа завершилась, можно было нажать на кнопку и послушать, как бьется его сердце. При нажатии на другую кнопку дистанционного управления начинали вращаться даже его тигриные глаза. Не мог он только ходить или лежать. В остальном же он выглядел даже гораздо более здоровым, чем в последнее время при жизни, и выражался как обычно.
— Отлично, — сказал Локхарт, когда они тщательно проверили старика.
— А теперь можно выпить сколько влезет.
— Кому можно? — спросил Таглиони, к этому времени окончательно переставший соображать, где он находится и что с ним происходит. — Ему или мне?
— Тебе, — ответил Локхарт и оставил итальянца наедине с его мыслями и с содержимым погреба. Сам же Локхарт поднялся наверх и обнаружил, что Додд тоже был пьян. Даже его крепкая, стойкая душа не вынесла звуков голоса хозяина, исходивших из этой жуткой куклы в погребе, и Додд успел уже наполовину опустошить бутылку своего нортумберлендского виски. Локхарт отнял у него остатки.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал он. — Надо перенести старика в постель. Бедренные суставы у него неподвижны, поэтому надо осторожно заносить его на поворотах.
Додд начал было протестовать и сопротивляться, но, в конце концов, они вдвоем оттащили старого Флоуза, облаченного в его красную фланелевую ночную рубаху, в постель, где он и сидел, шумя на весь дом и призывая Всевышнего спасти его душу.
— Согласись, он почти как настоящий, — сказал Локхарт. — Жаль, что мы поздно начали записывать его тирады.
— Жаль, что мы вообще стали их записывать, — пьяно возразил Додд, — и хорошо бы еще, чтобы он не двигал так челюстью. Мне это напоминает золотую рыбку, которая страдает астмой.
