– Если так, то кто тогда замочил Пасечника? Установлено точно, есть данные экспертизы, что во двор к Пасечнику заезжал именно джип Лапова. Трудно представить, чтобы в период временного помешательства Тараскин успел обзавестись сообщником. И на одежде у него наверняка остались бы следы крови. Но экспертиза установила точно: следов крови ни на одежде, ни на обуви нет. Ни капельки. Что-то тут не сходится. И я чрезвычайно этому рад.
Дверь раскрылась, и в комнату заглянул офицер «Сокола».
– Мужики, новость слышали? Тараскин ушел.
Сыч поначалу не понял, о каком Тараскине речь. Когда же до него дошло, то все равно не понял, как ушел. Ну не в гостинице же он находился!
– Бежал?
– Бежал, ушел, результат одинаков. Только что сообщили. Нас по тревоге поднимают.
И закрыл двери. Сыч и Качибадзе загадочно переглянулись. В глазах майора одновременно можно было прочесть и беспокойство за судьбу воспитанника, и гордость. На его памяти еще никому не удавалось бежать из этого следственного изолятора. Знай наших, что называется.
Зазвонил телефон. Сыч нажал кнопку громкой связи.
– На проводе.
– Руслан Петрович, срочно зайдите к начальнику.
Дав отбой, Сыч снял со спинки стула пиджак. Оделся.
– Неплохо было бы подстраховаться наличием еще одного свидетеля, – как ни в чем не бывало, сказал он Качибадзе. – На сегодня освобождаю тебя ото всех дел. Дуй к дому Лапова, заходи в каждую квартиру и всем показывай снимок Тараскина. Может, кто-то еще, кроме Гоцы, видел его в тот день. А я пойду узнаю, чего новый босс от меня хочет. Может, сейчас скажет мне, что я разжалован в рядовые.
– Если вдруг Тараскина встречу, что ему передать?
Сыч хотел было выговорить подчиненному за неуместную шутку, но лицо Качибадзе было серьезным, и Сыч передумал. Кто его знает. Мало ли на свете чудесных совпадений происходит.
– Передай, чтобы не дурил. Что мы сделаем все, чтобы найти настоящего преступника.
* * *
Для координации действий по поимке бежавшего из следственного изолятора особо опасного преступника Юлия Тараскина в городе был создан оперативный штаб, куда входили представители всех силовых структур, в том числе новый начальник «шестерки». Город был разбит на сектора, которые закреплялись за тем или иным правоохранительным ведомством. От УБОПа в поиске Тараскина должны были принять участие как спецподразделение «Сокол», так и практически весь оперативный состав. Проверке подлежали не только места или адреса, где мог появиться беглец, но и все подвалы, старые дома, чердаки, люки канализации – словом, все, где можно было спрятаться. Железнодорожный и автовокзалы усиленно патрулировались. Проверялись все автомобили, выезжающие из города.
Все это на экстренном совещании и сообщил подчиненным Таратута. Перед тем как отпустить всех, он со значением поглядел на Сыча.
– Думаю, не пройдет и суток, как Тараскин будет водворен туда, где ему самое место… Однако если эти меры успехов не принесут, то у вас, майор, появляется неплохой шанс доказать, что вы не зря двадцать лет в органах штаны протирали. Я не говорю, чтобы вы лично заглядывали под каждый куст, но вы лучше всех присутствующих знаете этого человека, вы его, можно сказать, вырастили, воспитали на нашу голову, по вашей рекомендации его перевели служить в УБОП, вам и карты в руки. Кому, как не вам, знать, как он может поступить в подобной ситуации, где его можно искать.
– Есть, – кивнул Сыч. – Но мне нужны будут особые полномочия. В частности для того, чтобы опросить тех, кто содержался с ним в одной камере, а также должностных лиц следственного изолятора.
– Вы не поняли, майор. Вы Тараскина ловить должны, а не выяснять степень вины раздолбаев из СИЗО, которые позволили ему бежать. Там отдельная комиссия будет, пусть она и разбирается, кто виноват и что с ними делать.
– Побег редко когда готовится в одиночку, – сказал Сыч, морщась оттого, что вынужден объяснять такие прописные истины целому подполковнику. – У Тараскина могли быть сообщники, которые, в свою очередь, могут быть в курсе его планов. Куда именно он собирался бежать.
Таратута кивнул.
– Считайте, что убедили. У вас будут полномочия. – Он обвел строгим взглядом всех присутствующих. – Итак, как вы уже, наверное, догадались, мне бы очень хотелось, чтобы Тараскина взяли именно мы. Все свободны. Идите и приведите мне этого Тараскина в наручниках, живого или мертвого. Причем я еще не определился, каким я больше хочу его видеть. Оставляю это на ваше усмотрение. Помните, этот гад убил нашего товарища. И мне нужна его шкура! Все меня поняли?
Присутствующие, многие из которых не понаслышке знали, каким «товарищем» Лапов приходился семейству Таратут, пряча улыбки, закивали, загудели, задвигали стульями. В коридоре Сыч догнал командира «Сокола» подполковника Сироткина.
– Ты предупреди своих, чтобы не сразу жали на курок. Поверь мне, с Тараскиным далеко не все ясно и не все так просто.
– Не беспокойся, Петрович. Я все понимаю. Проинструктирую как надо. Без моей команды никто не выстрелит. Главное, чтобы Тараскин сам какой фортель не выкинул. Если нам повезет и мы его накроем, я тебе сразу же сообщу.
Вернувшись в кабинет, Сыч собрал весь отдел, провел инструктаж и велел действовать. Сам остался на месте.
Причина, по которой Сыч лично не рвался в бой, лежала на поверхности. Он знал, что бóльшая часть таких вот беглецов ловится в течение первых двадцати четырех часов. Остальные могут пробегать от двух до трех суток. И лишь единицам удается по-настоящему скрыться. Но для этого нужны подготовка, тщательно продуманный план и громадное везение. Таких могут ловить годами. Сыч не был уверен, что Тараскин планировал свой побег. Скорее всего заметил оплошность со стороны охраны и воспользовался этим.
Сыч достал из сейфа все имеющиеся в его распоряжении материалы по убийству полковника Лапова. То есть собственно материалы все были переданы следователю, но Сыч благоразумно сохранил снятые с них ксерокопии.
Стал перебирать бумаги. Рапорт Тараскина, написанный в последний день его службы в УБОПе, еще до ареста. Показания Ольги Викторовны Басенко. Протокол осмотра автомобиля Лапова. Опись вещей, лежащих в багажнике вместе с трупом. Отдельно опись принадлежностей для охоты, обнаруженных там же, где первым записанным предметом значилось ружье в чехле. На ружье Сыч остановился. Вспомнил, что с ружьем было что-то не так. Кажется, из него нельзя было стрелять, но так как составляющие опись сами охотниками не были, то записали просто «ружье охотничье». То, что ружье не могло стрелять, выяснилось только при разговоре с вдовой погибшего.
Сыч перекинул еще несколько бумажек, прежде чем наткнулся на ту, что искал, – распечатку аудиозаписи разговора Голобобова с Ириной Анатольевной Лаповой. Нашел интересующееся его место:
«Голобобов. Вы не заметили, что Иван Семенович был в последнее время чем-то встревожен?
