Потом они с Цзинь-Цзинь снова пели вместе. Песня называлась «She's Not You»
[50]
— давнишний хит Пресли. И снова Билл изо всех сил старался петь, не обращая внимания на англоподобную тарабарщину.
Глава 14
Домой Билл вернулся в столь превосходном расположении духа, что мысль позвонить жене показалась ему здравой и своевременной. В Англии еще продолжалось воскресенье.
— Я слушаю, — раздался знакомый голос Бекки, отделенный от него шестью тысячами миль. Голос был спокойным и в отличие от его собственного совершенно трезвым.
— Это я.
Возникла недолгая пауза. Вероятно, жена оценивала его состояние.
— Билл, ты что, пьян? — спросила она.
То ли Бекку это раздражало, то ли изумляло. Возможно, чувства были смешанными. Хуже всего, что отвечала она тоном ворчливой жены, которой давно осточертели выходки мужа.
— Я укладывала Холли спать. — Произнеся эти слова, Бекка вздохнула. Она слишком хорошо его знала.
«Самое скверное в браке то, что женщина изучила тебя до мелочей», — подумал Билл.
— Я звоню тебе вот по какому поводу, — начал он.
У него действительно появился серьезный повод позвонить. Билл понял это еще в такси, когда они ехали из караоке-бара. Они с Цзинь-Цзинь сидели на заднем сиденье, окруженные двумя Дженни. Энни восседала рядом с водителем. После нескольких часов исполнения песен о вечной любви Цзинь-Цзинь размякла и уже не пыталась выдернуть свою руку.
И вдруг вся значимость звонка в Англию куда-то исчезла. По сути, он звонил совсем в другую жизнь.
— Я куплю Холли диск, где есть песня «Y. М. С. А». Через интернет-магазин. Знаешь, у них это называется «Заказ одним кликом».
Эта мысль пришла ему в голову в караоке-баре. Билл вдруг понял, что зря стыдился своего голоса. Не такой уж он плохой певец. Следом вспомнилось желание дочери. Он — заботливый отец. Если Холли нужна песня из репертуара «Людей деревни», он найдет ей этот старый хит.
— И только поэтому ты звонишь? — Билл почти видел, как она качает головой. — А ты знаешь, который сейчас час в Шанхае?
Билл огляделся, ища глазами часы. Куда они подевались?
— Думаю, что поздно, — сознался он, вдруг ощутив сонливость. — Наверное, около четырех часов.
— Так около четырех или четыре? — Теперь она напомнила Биллу его учителя математики, который терпеть не мог, когда вместо точного ответа ученики начинали гадать. — Позволь напомнить тебе, что здесь вечер. Холли пора спать. Мне, конечно, приятно слышать, что после выпивки с Шейном ты еще помнишь о дочери. Но «Y. М. С. А» ей больше не нужна. Теперь ей позарез понадобились «Independent Women» из репертуара «Дестиниз чайлд».
[51]
Такую песенку ты знаешь?
Билл засмеялся. Значит, теперь Холли требует «Independent Women». Музыкальные вкусы дочери всегда удивляли, вдохновляли и завораживали его. Если у Бекки нет диска с этой песней, он обязательно найдет. Холли должна знать, что отец помнит о ней и любит ее.
— Бекка, позови Холли. Совсем ненадолго. Она наверняка еще не спит.
Молчание. Знакомое красноречивое молчание.
— Билл, я не стану вытаскивать ее из постели. Учти, что ей завтра в школу. Ты бы мог позвонить и пораньше.
— Ты права, — поспешно согласился Билл. — В следующий раз так и сделаю. Тогда скажи, как она? Как она дышит?
— В Лондоне воздух почище.
— А как твой отец?
Только сейчас Билл сообразил, что разговор нужно было бы начинать с этого вопроса. Оплошность стоила ему еще более красноречивого молчания жены.
— Скорее всего, ему придется делать операцию, — ровным, почти механическим голосом ответила Бекка. — Спасибо, что вспомнил, — добавила она.
Билла обожгло волной неприкрытого сарказма.
— Операцию? Какой ужас! Ты имеешь в виду шунтирование сердца?
— Вначале отец должен пройти катетеризацию сердца.
Голос Бекки зазвучал мягче. Билл чувствовал, что она кусает сейчас губы, чтобы не заплакать.
— Ему ввели в сердце какую-то трубку с красителем. По результатам анализа будут решать, нужна ли операция. — В горле у нее застрял комок. — Билл, я очень боюсь.
— Прости, Бекки.
Они опять замолчали, но теперь молчание было не тягостным, а успокаивающим для обоих.
— Твой старик выкарабкается, Бекки, — тихо сказал Билл. — Обязательно выкарабкается.
— Спасибо, Билл.
Она пыталась взять себя в руки. Билла захлестывала любовь к жене. Он понимал, каково ей сейчас.
— Пойду взгляну, как там Холли. Что-то она ворочается.
Теперь и он слышал хныканье дочери, доносящееся из детского монитора.
— Успокой ее. Я люблю тебя, Бекки.
— И я люблю тебя, Билл.
Они редко говорили друг другу о любви. Их любовь была подарком судьбы, и у обоих хватало мудрости не обесценивать этот подарок.
Билл положил трубку. Он чувствовал себя усталым и опустошенным, словно все волшебство ночи оказалось иллюзией, порожденной пивом, сентиментальными песнями старины Пресли и лицом Цзинь-Цзинь.
Из второго окна большой спальни просматривались окна ее квартиры. У Цзинь-Цзинь все еще горел свет.
Билл решил, что завтра он купит ей несколько сборников кроссвордов. Цзинь-Цзинь очень нравилось их разгадывать. Возможно, тогда ее не будет так угнетать молчащий телефон.
Шейн не мог уснуть. Едва только он начинал соскальзывать в сон, волна острой боли безжалостно выталкивала его оттуда.
Шейн осторожно повернулся. Он нашел положение, где боль, гнездившаяся глубоко в паху, сделалась тупой и терпимой. Австралиец замер, боясь своими шевелениями разбудить жену. Но Росалита все равно проснулась. Шейн слышал ее усталое дыхание. Потом Росалита выбралась из постели, накинула тонкий халат и пошла в гостиную. Дверь за собой она не прикрыла, и темнота спальни отступила под напором яркого света.
Так продолжалось с того злосчастного обеда, когда Шейн вступился за избиваемого Билла. Почему-то Росалита называла его «твой дружок-неудачник, которого бросила красивая жена». Сколько раз Шейн ни пытался ей объяснить, филиппинка лишь скалила белые зубы.
Иногда боль пропадала, но ненадолго. Сон превратился в дрему урывками. Шейн перевернулся на спину и почти сполз с подушки, тихо бормоча проклятия. Никогда еще ему не было так страшно.
