Сара с любопытством глядела на нее и на индийца, и Бекка торопливо представила их друг другу. Доктор пожал руку Сары. Похоже, ему с трудом верилось, что эта рыжая, коротко стриженная женщина — сестра Бекки.
— Все в порядке? — спросил он, и Бекка поняла, что вопрос касается Холли.
— Да, доктор. Все замечательно. С тех пор — ни одного приступа. Девочка довольна, что вернулась в Лондон. Но, конечно, скучает по отцу.
— Еще бы, — понимающе произнес индиец.
Он снова опустился на корточки, улыбаясь Холли профессиональной улыбкой детского врача.
— А как ты перенесла долгий перелет? Не устала?
— Я видела кабину, — с гордостью объявила Холли.
— Неужели?
— Да. Это такое место, где сидят пилоты, — пояснила девочка. — Меня туда пригласили.
— Ого! — Доктор Кхан встал и улыбнулся Бекке. — Сколько летаю, меня почему-то никогда не приглашали в кабину.
Казалось, он собирается с духом, чтобы сказать что-то еще.
— Не составите ли вы мне компанию на чашечку кофе? Судя по всему, у моих старых лондонских друзей сегодня иные планы. Как быстро нас забывают, — вздохнул он, пытаясь превратить все это в шутку. — Разумеется, я приглашаю всех троих, — спохватившись, добавил доктор Кхан.
— Увы, я не могу, — покачала головой Бекка.
— Не выдумывай, — подтолкнула ее локтем сестра, и в этом жесте Бекка узнала прежнюю бесшабашную Сару. — Я отведу Холли домой, а ты выпьешь кофе со своим шанхайским другом.
Сара повернулась к доктору.
— С тех пор как Бекка вернулась в Лондон, ее из дому не выгонишь. Надо же иногда проветриться.
«Проветриться». Словечно из прежнего лексикона Сары. Только теперь они с сестрой как будто поменялись ролями.
Добропорядочная Сара повела племянницу домой, а Бекке досталась роль искательницы приключений.
Бекка проследила, как дочь и сестра скрылись в Риджентс-парке, и повернулась к Сарфразу Кхану. Она впервые видела индийца, краснеющего от смущения.
— Можно пойти в здешний «Старбакс», — предложил он. — Ближайший через дорогу от моего отеля.
Бекка поморщилась.
— Вам еще не надоели шанхайские «Старбаксы»? — спросила она.
— Тогда я приглашаю вас в кафетерий моей гостиницы.
Опять-таки задним числом Бекка подумала, что, пожалуй, стоило согласиться на «Старбакс».
Доктор Кхан остановился в отеле «Лэнгхем» на Портланд-Плейс. Кафе помещалось на первом этаже, рядом с вестибюлем. Сейчас там было полно туристов, с аппетитом поглощавших ячменные лепешки с чаем. Бекка и доктор заказали по чашке кофе.
Скованность постепенно оставляла Бекку. Сарфраз — порядочный человек, вряд ли склонный к интрижкам. Сейчас его волновала совсем другая женщина — его собственная мать, мужественно сражавшаяся с ранней стадией рассеянного склероза. Доктор мучился из-за невозможности бросить практику в Шанхае и вернуться в Ливерпуль. Чувствовалось, что он буквально разрывается между двумя городами. Открытость Кхана подействовала на Бекку, и она, сама того не желая, рассказала доктору, что тоже вынуждена разрываться между Шанхаем и Лондоном, одновременно исполняя три разные роли: матери, дочери и жены.
— Порою я просто не знаю, что делать, — говорила Бекка. — А если честно — я никогда не знала, что мне делать. — Она смотрела в пустую кофейную чашку. — Отец, муж, дочь. Три самых дорогих для меня человека, и каждый тянет меня в свою сторону.
Доктор Кхан задумчиво глядел на нее. Вероятно, упоминание о Билле заставило его соблюдать дистанцию. Бекке не хотелось, чтобы обыкновенную беседу за чашкой кофе он посчитал свиданием. Но вскоре она поняла, что мысли индийца заняты совсем другим.
— Вот что ты должен делать, — сказал он.
— Вы о чем? — не поняла Бекка.
— «Вот что ты должен делать, — повторил Кхан, — любить землю, солнце и животных, презирать богатство, подавать милостыню всем просящим, противостоять глупцам и безумцам, посвящать свои доходы и труды другим людям, ненавидеть тиранов, не спорить о Боге, быть терпеливым и снисходительным к людям и не снимать шляпу ни перед чем известным или неведомым».
[54]
— Что ж, спасибо за совет, — отозвалась Бекка. — Я постараюсь все это запомнить.
— Вам не нравится? — упавшим голосом спросил доктор Кхан.
— Почему же? Пожалуй, это самые удивительные слова, которые я когда-либо слышала. Откуда они? Из стихотворения?
Он кивнул.
— Это Уолт Уитмен. Кстати, вы знаете, что его тоже можно считать врачом? Во время Гражданской войны он ухаживал за ранеными и умирающими. Все это очень сильно подействовало на его дальнейшую жизнь.
Доктор Кхан позвал официанта и попытался заплатить за обе чашки кофе, сказав, чтобы счет передали в номер, однако Бекка предпочла расплатиться самостоятельно. К счастью, индиец не настаивал.
Они вышли в вестибюль. Бекка произнесла традиционные в таких случаях слова: пожелание удачной дороги до Ливерпуля.
— Ваше появление будет лучшим лекарством для вашей мамы, — добавила она.
— Кстати, я процитировал вам не все, — улыбнулся доктор Кхан, ловко обходя груды чемоданов. — «Не робейте перед невеждами, наделенными властью; заботьтесь о молодых и о матерях семейств».
«Удивительно, — подумала Бекка. — Врач, цитирующий классиков в шумном гостиничном вестибюле».
— «Читайте эти листья на открытом воздухе в каждый год каждого сезона вашей жизни, — продолжал Кхан, словно забыв о Бекке. — Перепроверяйте все, что слышали в школе и церкви и что читали во всех книгах, отметайте все, что оскорбляет вашу душу, и тогда само ваше тело станет великой поэмой».
Бекка сама не поняла, как это произошло.
Она сказала доктору Кхану, что завтра утром отправится в книжный магазинчик на Примроуз-Хилл и купит все книги Уолта Уитмена, которые там обнаружит. На это индиец ответил, что у него в номере есть сборник избранных произведений, который он с удовольствием подарит Бекке.
Бекка отнекивалась. Доктор Кхан настаивал. Наконец она согласилась. Книга никогда не считалась предосудительным подарком. А вот ждать одной в вестибюле, пока он поднимется в номер за книгой, почему-то казалось Бекке не слишком приличным. Особенно в этом старомодном вестибюле с позолотой, напоминавшем о викторианской Англии.
Они молча вошли в зеркальную кабину лифта и так же молча поднялись на нужный этаж.
Бекка никак не ожидала, что номер доктора Кхана состоит из нескольких комнат.
— Это любезность администрации, — пояснил он, словно прочитав ее мысли.
