Вопреки рекламным заверениям, ни о каком покое на этой посудине, плотно нашпигованной туристами, не могло быть и речи. В ресторане Биллу и Цзинь-Цзинь пришлось делить стол с двумя молчаливыми тайваньцами. Те ели так, словно их рты были пароходными топками, а пища — углем. При этом тайваньцы безотрывно глазели на своих соседей за столом, будто никогда ничего подобного не видели.
На теплоходе плыла и компания веселых пожилых американских туристов. Все они были в бейсболках и шортах цвета хаки. В первый же вечер, когда Билл и Цзинь-Цзинь танцевали, один из стариков любезно согласился их сфотографировать. Они танцевали под песню о любви, которую пела Фэй Вонг.
[75]
Билл старался вести партнершу в старомодном стиле, как он это понимал. Ему казалось, что так танцевали его родители. Пока американец снимал, они все время улыбались. Пожалуй, это были лучшие минуты за весь круиз.
Кроме Билла и американцев, все остальные пассажиры оказались китайцами. Он вновь столкнулся с разницей в восприятии. Китайцам теплоход «Кунлин» на самом деле казался судном класса «люкс». А Билл ощущал себя почти как в тюрьме, где скверная еда и в изобилии всевозможные правила и ограничения.
Подали сигнал на обед, потолок каюты загудел от топота спешащих на кормежку туристов. Билл представил, что опять напротив них окажутся вечно голодные тайваньцы. А сейчас перед ним, скрестив ноги, сидела Цзинь-Цзинь. Она была в белой мини-юбке, сапожках и черном свитере с высоким воротником. Биллу нравилось, когда Цзинь-Цзинь стягивала волосы в «конский хвост», открывая лицо. Сколь бы просто она ни одевалась, в ней всегда сохранялся «шанхайский стиль».
Они переглянулись и поняли, что ни на какой обед не пойдут.
«Три ущелья» теплоход проходил под непрекращающийся шум дождя. Разум твердил: «Не все ли тебе равно?» Но сердцем Билл чувствовал, что никогда не забудет этого зрелища. Почему, он сам не знал.
Шейн советовал ему запоминать хотя бы по пять иероглифов в день. Для австралийца это не составляло труда, но Билл не отличался способностью к языкам. Иероглифы путались у него в памяти. Единственный, который он твердо запомнил, был иероглиф Ли, обозначавший фамилию Цзинь-Цзинь.
Когда они прилетели в пудунский аэропорт, в зале, среди толпы водителей, он заметил человека, держащего плакатик с иероглифом Ли. Билл взял Цзинь-Цзинь за руку, кивком головы указал на плакатик, и они оба засмеялись.
А потом Билл увидел Тигра.
Водитель их фирмы переминался с ноги на ногу, стоя у другого выхода.
— Вильям, хочешь посмотреть, как выглядит мистер Ли? — спросила продолжавшая улыбаться Цзинь-Цзинь.
Билл лишь мельком взглянул на китайского бизнесмена средних лет, направлявшегося к водителю с плакатиком. Вряд ли Тигр встречал кого-то из своих родных или друзей. Тогда кого?
Вскоре он это увидел.
Первым из дверей выскочил младший отпрыск с плеером в руках. За ним появились старшие братья, успевавшие на ходу тузить друг друга. Следом вышли родители. Девлин катил тележку с багажом. Заметив Тигра, он помахал водителю. Рядом шла Тесса, неся большую сумку с эмблемой нового Гонконгского аэропорта.
«Устроили себе длинный уик-энд в Гонконге», — мысленно отметил Билл. И как раз в этот момент Тесса вдруг повернула голову и посмотрела прямо в его сторону.
Билл тут же спрятался за спины пассажиров, но это уже не имело смысла. Он понял, что Тесса видела его.
Он повернулся и почти побежал в противоположную сторону. Цзинь-Цзинь устремилась следом. Он ненавидел свою трусость, ненавидел себя, стыдливо убегающего прочь, подальше от места, где его засекли. О Цзинь-Цзинь он сейчас вообще не думал.
К счастью, очередь на такси была недлинной. Билл встал в конец.
— Что случилось? — спросила подошедшая Цзинь-Цзинь. — Скажи мне, в чем дело?
— Ничего особенного, — буркнул он, не глядя на нее.
Билл вообще боялся поднимать голову.
Он мечтал только об одном: поскорее оказаться в салоне такси. И боялся только одного: услышать рядом насмешливый голос Тессы.
Вскоре они уже сидели на заднем сиденье старой «сантаны». Цзинь-Цзинь молчала. Она достаточно хорошо изучила Билла, чтобы сейчас приставать с вопросами. Тем более что она и так догадывалась, в чем дело.
— Вильям, ну почему ты не скажешь мне, что случилось? Может, я сумею помочь?
Цзинь-Цзинь сидела в кровати со сборником кроссвордов. На ней была футболка и трусики. Билл даже зажмурился. Он сразу вспомнил Бекку в их последнюю лондонскую ночь.
Потом его догнала еще более абсурдная мысль: они вернулись сюда как супруги, ездившие путешествовать. Нормальная пара, живущая в нормальном мире. Оказывается, не так уж сложно привыкнуть жить на два дома.
Эта мысль взвинтила Билла. Услышав новый вопрос Цзинь-Цзинь, он с трудом взял себя в руки, чтобы не накричать на нее.
— Говорю тебе, ничего не случилось!
Он говорил не своим голосом, почти фальцетом, вибрирующим от напряжения. Цзинь-Цзинь не заслуживала такого обращения. Она ни при чем, а виноват только он один. Но Билл не мог сдержаться.
— Ничего не случилось, и давай забудем об этом. Договорились?
— Это из-за женщины в аэропорту? Я ее помню. Я видела ее в чайном домике. Это из-за нее?
«Боже милосердный! Ну куда мне убежать из этого ада?»
Он стоял у окна, глядя на запруженную машинами Чжуншань-Силу. Вдали светились огни Шанхайского стадиона. Но Билл сейчас не видел ни машин, ни огней.
Ему нечего здесь делать. Он должен вернуться домой, к семье. Изменить свою жизнь, потому что у него есть дочь, которой нужен отец. Потому что Тесса Девлин видела его, и вскоре об этом узнают остальные. Еще немного, и его грязный маленький секрет станет общим достоянием.
Лучше бы он умер тогда от этой чертовой амебной дизентерии. Так жить невыносимо! Это вообще не жизнь, когда тебя разрывает пополам.
— Вильям, — услышал он вслед за шуршанием отложенного сборника кроссвордов.
— Ну что тебе? — не поворачиваясь, спросил он.
Ее голос звучал нежно и понимающе. Цзинь-Цзинь была готова все ему простить. Она любила его.
— Почему бы тебе просто не лечь сейчас?
Билл повернулся к ней.
— А почему бы тебе сейчас не исчезнуть из моей жизни? — Он прошагал в ванную и с шумом захлопнул дверь.
Билл смотрел на свое отражение в зеркале и был готов разнести ни в чем не повинное стекло. До чего он докатился, если срывает зло на любящей его женщине! Она-то тут при чем? Ей нечего стыдиться. Это он все запутал до крайности. Билл открыл кран и стал плескать себе на лицо холодную воду.
Сейчас он вернется в спальню, обнимет Цзинь-Цзинь и попросит у нее прощения за свое идиотское поведение, начиная с аэропорта.
