— А вам когда-нибудь звонят люди, не принадлежащие к вашей конгрегации?
— Конечно. Две недели назад, например, мне позвонили из больницы. Позвонили и говорят: «Умирающая женщина просит прислать ей раввина». И я пошел. Прихожу в больницу: рядом с женщиной, которая едва дышит, сидит в кресле мужчина. «Кто вы такой? — набросился он на меня. — Зачем вы сюда пришли?» — «Мне позвонили, — отвечаю я. — Сказали, что кто-то умирает и хочет со мной поговорить». — «Посмотрите на нее! — сердито воскликнул мужчина. — Разве она в состоянии говорить? Я вам не звонил. Кто вам звонил?»
Я не знал, что и ответить. Мужчина продолжал возмущаться, а я стоял и молчал. Потом он немного успокоился и вдруг спросил меня: «Вы женаты?» — «Да» — ответил я. «Вам хотелось бы видеть, как умирает ваша жена?» — «Если бы была хоть малейшая надежда, что она выживет, то нет», — сказал я.
Мы проговорили с ним около часа. В конце я его спросил: «Вы не против, если я для вашей жены прочту молитву?» — «Я буду вам благодарен», — ответил он. И я прочитал молитву.
— А что потом? — спросил я.
— Потом я ушел.
* * *
Я покачал головой. Рэб целый час беседовал с незнакомцем? Я попытался вспомнить, когда я в последний раз беседовал с незнакомым мне человеком. И беседовал ли я с незнакомым человеком хоть когда-нибудь?
— А вы все-таки узнали, кто вам звонил? — спросил я.
— Формальным образом — нет. Но, выйдя из палаты, я заметил медсестру, которую помнил по прошлым своим визитам. Она была верующей христианкой. Когда я ее увидел, наши глаза встретились, и хотя она не сказала ни слова, я понял, что звонила она.
— Погодите. Христианская женщина позвала еврейского раввина?
— Она видела, как страдал этот человек. И не хотела, чтобы он страдал в одиночестве.
— Ну и смелость у этой женщины!
— Смелость, — сказал раввин, — и любовь.
ЕЩЕ НЕМНОГО ИСТОРИИ
Альберт Льюис, может, и достиг такого уровня, когда медсестра-христианка звонила ему с просьбой о помощи, но бывали времена, когда преодолевать религиозные предрассудки оказывалось не так-то просто. Помните, как Моисей говорил о себе «Чужестранец в чужой стране»? Табличку с этой фразой можно было повесить как вывеску над входом в дом Рэба, когда в 1948 году он прибыл в городок Хэддон-Хайтс штата Нью-Джерси.
В те времена городок этот был предместьем, откуда поезда уходили на запад в Филадельфию и на восток к Атлантическому океану. В городе было восемь церквей и лишь одна синагога, если, конечно, можно было так назвать этот перестроенный викторианский трехэтажный дом, с одной стороны от которого возвышалась католическая церковь, а с другой — епископальная. У церквей были внушительные кирпичные фасады и шпили, а у «синагоги» — только крыльцо; на первом этаже была кухня, посреди дома вилась винтовая лестница на второй и третий этажи, где располагались переделанные из спален классные комнаты и небольшая молельная комната, уставленная старыми принесенными из кинотеатра стульями.
В первоначальной конгрегации было, наверное, с три дюжины семей, некоторые из них жили от этого городка миль за сорок. Семьи эти послали письмо в духовную академию с мольбой прислать им раввина; в противном случае синагогу пришлось бы закрыть, так как поддерживать ее деятельность им одним было не под силу. Поначалу некие соседи-христиане подали петицию с требованием вообще не открывать в городке никаких синагог. Они представления не имели, что такое еврейская община, и подобная идея вселяла им опасение.
Как только Альберт принял предложение о работе, он взялся исправлять ситуацию. Он вступил в местную религиозную ассоциацию и протянул руку местным представителям всех религий. Он посещал школы и церкви, чтобы рассеять любые возможные предрассудки.
Одни визиты давались легко, другие — намного труднее.
Однажды Рэб пришел в церковную школу и, сидя с детьми в классной комнате, стал им рассказывать о своей религии. Тут один из детей поднял руку;
— А где ваши рога?
Рэб уставился на мальчика в изумлении.
— Где ваши рога? Разве не у всех евреев рога?
Раввин вздохнул и позвал мальчика подойти к нему. Он снял с головы кипу и велел парнишке провести рукой по его волосам.
— Чувствуешь рога?
Мальчик провел рукой по волосам.
— Давай ищи. Ну что, нашел?
Мальчик наконец остановился.
— Ничего нет, — тихо сказал он и поплелся на свое место.
— Так на чем я остановился? — произнес Рэб.
В другой раз Рэб пригласил священника епископальной церкви выступить у него в синагоге. У Рэба с ним завязались дружеские отношения, и Рэб подумал, что было бы неплохо, если бы представители разных конфессий приглашали друг друга в свои конгрегации.
Была пятница, шла вечерняя служба. После завершения молитв Рэб представил священника членам конгрегации. Священник поднялся на кафедру. Наступила тишина.
— Для меня большая радость быть сегодня здесь с вами, — начал он. — И я благодарен раввину за приглашение…
Вдруг на глаза его навернулись слезы. Он заговорил о том, какой замечательный человек Альберт Льюис. И неожиданно под наплывом чувств у него вырвалось:
— Я вас умоляю, помогите мне уговорить раввина Льюиса признать Иисуса Христа своим Спасителем.
Воцарилось гробовое молчание.
— Он чудесный человек, — продолжал сокрушаться священник, — и я не хочу, чтобы он попал в ад…
Гробовое молчание.
— Пожалуйста, пожалуйста, уговорите его принять Иисуса Христа. Пожалуйста…
Те, кто присутствовал на этой службе, никогда ее не забудут.
А была и другая история, когда во время Великих Праздников в молельный зал влетел один из прихожан Рэба — иммигрант из Германии по имени Гюнтер Дрейфус — и отозвал раввина в сторону. Лицо его было пепельного цвета, голос дрожал.
— Что случилось? — спросил Рэб.
Еще несколько минут назад Гюнтер стоял на улице, наблюдая за тем, как члены конгрегации парковали на улице свои машины, как вдруг из католической церкви вышел священник и заорал:
— Нельзя ставить машины возле моей церкви! Сегодня воскресенье! Мне нужно место для машин моих прихожан! Убрать их отсюда! Евреи, убирайте их все немедленно!
— Но у нас Великие Праздники, — возразил ему Гюнтер.
— Почему их надо праздновать в воскресенье?! — воскликнул священник.
— Эту дату назначили три тысячи лет назад, — ответил Гюнтер.
Будучи иммигрантом, он все еще говорил с немецким акцентом. Священник бросил на него разъяренный взгляд, а потом произнес нечто невероятное:
— Мало вас истребили.
