– Замечательно, – искренне сказала Сара.
Они помолчали, затем Ребекка бодро произнесла, меняя тему:
– Кстати, мне нравятся ваши волосы.
– Правда? – Польщенная Сара почувствовала, что краснеет; она не привыкла к комплиментам. – Я подумываю о том, чтобы их перекрасить, но, похоже, другим они и так нравятся.
– Чудесно.
Они вместе дошли до двери, пожелали друг другу спокойной ночи и обнялись. И вероятно, объятие длилось дольше и вышло более пылким, чем они предполагали. Ночь была теплой, влажной и звездной. Сара сказала, что пойдет пешком – всего-то минут пятнадцать ходу.
Она уже собиралась уйти, как Ребекка спросила:
– Что… что именно навело вас на мысль? Вы сказали, что узнали некоторые ее вещи…
– Книга, – сказал Сара. – У вас на полке книга – «Дом сна». Мы читали ее вместе. Это была наша книга.
Ребекка замешкалась.
– Вы не могли бы показать? Я не очень хорошо знаю ее книги.
Они снова прошли в дом, и Сара, привстав на цыпочки, достала роман Фрэнка Кинга.
– Вот.
Она протянула книгу Ребекке, но та оттолкнула ее.
– Мне она не нужна. Я хочу, чтобы вы взяли ее себе. У вас должна остаться какая-то память о ней, и если эта книга была вам дорога, то…
Сара молча прижала к себе книгу.
– Позвоните мне, хорошо? Как-нибудь в ближайшее время.
– Хорошо, – ответила Сара. – Хорошо, я позвоню.
Она шла по обсаженной деревьями улице, плотно заставленной в этот поздний час машинами, в крышах которых серебристыми отблесками сияли уличные фонарей, и думала, что Вероника, возможно, ее не забыла, не до конца забыла – ведь книгу эту не так-то легко было найти. Наверное, Вероника упорно искала ее в букинистических лавках. «Она держалась за прошлое меньше, чем любой другой человек», – сказала Ребекка, но тихий голос в душе Сары пытался усомниться в этом. Против собственной воли, еще не смирившись с ее самоубийством, Сара представляла, как выглядела Вероника в ту ночь – последнюю ночь ее жизни: автомобиль, несущийся навстречу стене в конце тупика, белой и сверкающей в сиянии фар. Возможно, в этот миг в ее голове пронеслось далекое воспоминание о давней дружбе, слабый проблеск памяти. Слезы снова ожгли глаза Сары, когда она подумала
СТАДИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
13
Подумала, где она может быть. Они договорились встретиться в кафе «Валладон» в три часа, но там никого не было. Вероника села за ближайший к двери столик, выкурила две сигареты и выпила чашку кофе.
Обычно Сара не опаздывала.
В три сорок пять Вероника решила, что может спокойно возвращаться в Эшдаун. На следующий день, в субботу, им всем предстояло разъехаться – большинство студентов собирались провести часть лета у родителей. Надо было собрать вещи и подготовиться к прощальной вечеринке. Может, во всей этой суматохе и суете Сара просто забыла о встрече, но это довольно странно, поскольку обе согласились, что у них есть очень веские сентиментальные причины в последний раз заглянуть в кафе, где они впервые встретились девять месяцев назад.
В любом случае стало ясно, что Сара не придет. Вероника зашла за стойку и опустила пятидесятипенсовую монету в маленькую сахарницу рядом с кассой.
– Сдачу оставьте себе, – сказала она как обычно.
Слаттери, поглощенный «Последствиями прагматизма» Ричарда Рорти
[52]
, поднял взгляд и что-то пробурчал.
У самой двери Вероника задержалась.
– Мне будет недоставать наших разговоров, – сказала она.
Никакой реакции.
– Наших пикировок, – добавила она. – Обменов колкостями. Умения быстро находить остроумный ответ.
Сраженная его молчанием, она взялась было за дверную ручку и тут услышала:
– Уходите, значит?
Вероника развернулась, не веря своим ушам и радуясь пусть небольшой, но победе.
– Что?
– Уезжаете из города. С учебой всё.
– Да. Все уезжают.
Слаттери сделал невозможное: отложил книгу и встал. Вероника подумала, что впервые видит его на ногах. Он оказался на удивление маленького роста.
– Если хотите, можете взять что-нибудь, – сказал он. – На память.
У Вероники мелькнуло подозрение, что за этим кроется какая-то непостижимая шутка в духе Слаттери.
– Правда?
– Книгу или что-нибудь еще.
Вероника взглянула на его бесстрастное небритое лицо и решила, что он говорит искренне.
– Любую книгу?
Он взмахнул рукой, словно говоря: «Берите, что хотите».
Не раздумывая, Вероника подошла к полке над их любимым столиком и выдернула «Дом сна» Фрэнка Кинга.
– Всегда ее любила, – объяснила она.
– Она ваша, – сказал Слаттери.
Вероника открыла дверь и, жмурясь от солнечного света, пошла по центральной улице, прижимая книгу к сердцу, которое почему-то бешено стучало.
Она собиралась рассказать Саре об этом случае, но так и не рассказала. Когда она открыла дверь комнаты, Сара сидела на кровати и смотрела на нее. В руках она держала то самое письмо из торгового банка.
Вероника глубоко вздохнула и сказала:
– Давай спокойно все обсудим, хорошо?
* * *
ПСИХОАНАЛИТИК: Почему вам так трудно говорить о том вечере?
ПАЦИЕНТ: Мне вовсе не трудно о нем говорить.
ПСИХОАНАЛИТИК: …У меня сложилось впечатление, что вы недоговариваете.
ПАЦИЕНТ: Это не так. Просто я не очень хорошо помню.
ПСИХОАНАЛИТИК: Существует тонкое различие между забытым и подавленным воспоминанием.
(Запись ответа ПАЦИЕНТА отсутствует.)
* * *
Уже давно Роберт не мочился стоя. Даже когда он торопился, мочевой пузырь был переполнен, а снаружи ждала очередь, он предпочитал сесть на унитаз и облегчиться без спешки. Мысль о том, чтобы встать над унитазом и направлять струю, рискуя обрызгать все вокруг, вызывала у него отвращение. Даже думать об этом было неприятно.
Он сидел на унитазе, обхватив голову руками, наклонившись вперед и слегка покачиваясь. Вечер выдался долгим и неумеренным: все были взвинчены, и все слишком много выпили. Самые благоразумные уже легли спать. Ближе к ночи Терри блистал, изливая на приглашенных запас своих шуток, которые становились все неприличнее и смешнее. До Роберта доносился смех. В том числе – смех Сары.
