Я слушала ее с большим интересом и удовольствием. Я несколько раз была на море в Далмации, больше всего на острове Врач, и обожала этот их говор. Даниэла говорила на чистейшем далматском диалекте.
Она сказала, что закончила среднюю школу с углубленным изучением химии и собиралась поступать на биологический факультет университета в Загребе, но получила приглашение от сестры, которая десять лет назад осела в Милане, приехать на месяц в гости. Она влюбилась в Милане в одного итальянца и осталась в этой стране. После, как это часто бывает с романтическими увлечениями, она разочаровалась в своем молодом человеке, порвала с ним и начала работать в ресторане своей сестры и ее мужа. Даниэла была помощником шефа зала или кем-то наподобие этого. Ей жилось неплохо, платили достаточно, но вот пришли эти двое и посулили возможность сделать головокружительную карьеру в кино. Все пойдет как по маслу благодаря ее феноменальной внешности, ее заметит такой-то режиссер… Остается только закончить частную актерскую школу – и дело в шляпе. Так они говорили.
Я попросила ее описать этих двоих, и с первого же предложения поняла, что один из них – этот проклятый обаяшка Майкл, который вместе с Хафезом в Белграде заставил меня поверить в похожую басню. Даниэла засыпала меня вопросами. Есть ли шанс убежать отсюда? Можно ли воспользоваться телефоном? Была ли я в городе? Только я начала искренне отвечать, как у меня мелькнула мысль: а что, если ее подослали ко мне специально, чтобы узнать что-то об Эльке? Я отвечала наивно, отказываясь говорить детально…. Она ничего не спросила меня о немке, и тут мне стало немного стыдно. Мне показалось, я веду себя как параноик.
Потом мы прыгали в воду и опять загорали. Какие-то девушки, с которыми я раньше до появления Даниэлы дружила, подходили, но, услышав, что мы с Даниэлой говорим на одном, непонятном им языке, с улыбкой отходили. Мы оставались почти до вечера у бассейна. Она сказала, что в 1989 году последний раз была в Белграде у родственников отца, а отец был по происхождению из Италии. То есть его дедушка по отцовской линии жил до начала тридцатых годов двадцатого века в Белграде, а потом продал дом на Дорчоле (богатый район Белграда. – Примеч. пер.) и переехал в Сплит. После Второй мировой войны этот ее дедушка уехал из Югославии, оставив всю семью. Он переселился на Сицилию и уже не вернулся обратно.
Даниэла с горящими глазами рассказывала мне о каком-то Дейане из Белграда, с которым она познакомилась в 1998 году на открытой веранде «Русского царя». Ей казалось, говорила она, что это любовь, а тогда она должна была ехать обратно в Сплит, и все остановилось на нескольких поцелуях «в сквере, что близенько зоопарку». Дедушкина сестра умерла в конце восьмидесятых, но Даниэла поддерживала связь с ее детьми, то есть внуками, которые и по сей день живут на Дорчоле. «Кажется, Ивана вышла замуж в девяностом году», – сказала Даниэла. Мы ужинали вместе. С нами за столом сидела полька, так что мы разговаривали на английском, не считая сочных, забористых непечатных словечек, которыми Даниэла щедро сдабривала свою речь. В этом она была мастерица. Ругательства просто возникали на пустом месте, являлись неотделимой частью ее речи, и я при этом все чаще крестилась. Я не особо верующая, в церковь ходила время от времени, но боже сохрани, какой у нее был острый язычок!
Дня через два, подойдя к бассейну, я увидела, что Даниэла и другие девушки столпились вокруг одного из столов. В первый момент я решила, что какой-то из охранников дает новые распоряжения. Но подойдя ближе, заметила в центре толпы тридцатилетнюю женщину. Я сразу догадалась, в чем дело. Ее рассказ постоянно прерывали. Ее засыпали градом вопросов, а она терпеливо отвечала. Это была женщина, которая четыре года находилась в гареме и потом, как нам и обещали, хозяин купил ей красивую квартиру. Она, по ее словам, выбрала Барселону. Сейчас живет там, у нее есть свой бутик, и она очень довольна.
– Я колебалась между Барселоной и Лос-Анджелесом, но все-таки остановилась на Испании. Она более темпераментная. Это страна с богатой и интересной историей, – говорила гостья, убеждая нас, чтобы мы набрались терпения, внушая, что в конце концов все будет хорошо.
– А как вы приехали туда, как вас отпустили? Они не опасались, что вы все расскажете полиции? – не унималась дотошная шведка.
– Дорогуша, я восприняла жизнь в гареме как испытание, которое я должна пройти. За это я получила в виде компенсации квартиру и бутик в Барселоне, прекрасно живу, а о том, что я пережила, никто не знает, кроме меня одной. Скоро я обвенчаюсь с женихом – бывшим спортсменом. Он уверен, что я была торговым агентом, мне нет смысла копаться в своем прошлом. Оно было необычным, для некоторых из вас даже ужасным, но я ни единой секунды не чувствовала себя униженной, – говорила наша гостья.
Она сказала, что сама из Финляндии, что с детства мечтала о том моменте, когда сможет уехать из этой страны и путешествовать по миру. «Для нее гарем в Дубае был необычным приключением», – думала я про себя.
Эта женщина из Финляндии сказала, что ее зовут Бригита, что жизнь для нее не что иное, как приключение, авантюра. Она призналась нам в этом, а когда мы настойчиво спросили, кто ей позволил опять приехать в гарем, она открыто сказала, что это был хозяин.
– Я обещала, что свое возвращение, то есть посещение, сохраню в тайне. Я просто хотела вспомнить о тех четырех прекрасных годах. Мне здесь, мои милые, было хорошо, и я никому никогда не скажу, что Бригита в Дубае потеряла четыре года жизни. Правда, я не всегда имела достаточно секса, но и это поправимо. Остальное было как в сказке.
Никто из девушек не узнавал Бригиту. К тому же она сама сказала, что уехала из Дубая в начале
1990 года, а я знаю, что все мы, состоящие тогда в гареме девушки, приехали сюда в основном в
1991 году. Бригита говорила, что поддерживает связь еще с несколькими девушками, которые были с ней в гареме в одно время, что они все сейчас успешные женщины и матери, живут на широкую ногу, а некоторые периодически поддерживают связь с Дубаем.
Я ей не верила. И сейчас я считаю, что эту посетительницу привез Хафез или кто-то еще. Все для того, чтобы повысить нам настроение, внушить оптимизм. Эта женщина оставалась в гареме еще два дня. Она спала в той части дворца, в котором располагались охранники и обслуга, и это заставляло меня сомневаться в том, что это подстроено. Я видела, как на следующий день она выезжает из дворца на «линкольне», а когда перед сном я вышла на балкон, то услышала ее голос: она разговаривала с кем-то о предстоящей поездке.
Потом я говорила с Даниэлой о Бригите. Спличанка колебалась. Сначала она думала, как я, что это просто блеф, а потом предположила, что, возможно, так и есть, что Бригита и правда была тут, что ей купили квартиру и торговую точку в Барселоне и она сейчас довольна жизнью.
После одного прекрасного ужина с Даниэлой я совершенно случайно затронула тему войны в Югославии. Даниэла молчала, и я поняла: ей есть что мне сказать, и речь пойдет о чем-то важном. Она предложила отложить эту тему до завтра, и я только кивнула головой. Мы расстались, и я пошла к своей комнате. Охранник шел за мной следом. Сразу после обеда я пошла к бассейну и застала там Даниэлу с еще двумя девушками, болтающими о чем-то. Через несколько минут мы остались одни, и воцарилось молчание. Мы обе знали, что нужно продолжить разговор, начатый вчера, разговор о войне в Югославии… Конечно, мы могли обе притвориться, сделать хорошую мину при плохой игре, начать другую тему…
