Адамо,
Альберту,
Ангелосу,
Гектору,
Джеффу,
Дэдэ,
Марко,
Незнакомцу,
Capo,
Сильвестру,
Тебе,
Эндрю —
мужчинам, в каждом
из которых
есть что-то
божест-вИнное
Я хочу выпить за чудо.
Бесконечное
Предисловие
Я всегда любила вино. Вкус, цвет, запах и это легкое одурение, которое обостряет чувства и освобождает мысли. Вино помогает мне сразу добраться до сути проблемы и дать волю эмоциям, забыв обо всех преградах. Я никогда не читаю сразу, что написано на этикетке, — сначала пью. Обычно я пробую, наслаждаюсь, живу, а уж потом просвещаюсь.
Иногда мне случается перебрать, и тогда на следующее утро у меня раскалывается голова, я то смеюсь, то плачу. Потом подолгу стараюсь обходиться без него.
Все как в любви.
Январь
Когда Рейчел пригласила меня, я опрометчиво согласилась. Идея показалась мне симпатичной: на свое сорокалетие она созывает сорок друзей. Конечно, лететь пришлось за свой счет, но это не страшно. Уикенд в Париже, вдали от надоедливых клиентов и повседневных забот — разве от такого откажешься?
Она живет в Одиннадцатом округе, одном из моих любимых кварталов, на четвертом этаже старого дома, окна которого, как обычно в таких домах, выходят во внутренний дворик, похожий на маленькую деревушку. Одинокая, многократно разведенная, вечно окруженная армией женихов — бывших, действующих и потенциальных. Каждый раз, когда я ее вижу, задаюсь вопросом: почему у меня никогда не было столько поклонников? Пусть не сейчас, хотя для своих сорока я еще ничего, но даже когда мы учились в колледже. Один мой бывший утверждает, что со мной нелегко, потому что я «особенная». Уж не знаю, что он имеет в виду, по-моему, просто издевается.
День рождения сегодня, но праздновать мы будем завтра. Программа включает в себя: поход на рынок, поедание безумного количества устриц за ресторанным столиком на улице Барон, поездку в Бельвиль и бесконечные разговоры.
Я обожаю ее акцент. Рейчел говорит на прекрасном «franglé»
[1]
, потому что, хотя и живет во Франции уже пятнадцать лет, быть американкой не перестанет никогда — во всем, кроме разве что одного: она не расстается с сигаретой — так много курят только французы. Париж — настоящий рай для курильщиков: никаких запретов на табак, а устрашающие надписи на пачках европейских сигарет в глазах парижан — просто шутка, хоть и мрачноватая.
— Как поживает Джеффри? — спрашиваю я.
— Хорошо, очень хорошо! Он замечательный room-mate
[2]
. Уходит-приходит, никогда не берет мой дорогущий крем от морщин. Всегда вовремя вносит свою часть квартплаты и даже иногда приглашает меня поужинать в бистро.
— Ну да, неплохо.
Отвечаю на автомате, потому что мысли мои уже далеко. Вспоминаю, как два года назад по уши влюбилась в Джеффа, а в прошлом октябре, на кухне все той же двухкомнатной парижской квартиры, призналась ему в этом. Его любезный ответ меня просто уничтожил: «Ну, я не знаю… Может быть… Но вот так сразу не могу… Ты только не обижайся! Ты — чудо, и я не хочу тебя потерять», как и последовавший за ним далеко не братский поцелуй в шею. На следующий вечер я поняла, что мне придется объяснить Рейчел, из-за чего у меня красные глаза и я второй день лью слезы — такое не спишешь на конъюнктивит.
Двух бутылок «Сансер» оказалось достаточно, чтобы излить душу.
Я рассказала ей все, даже то, о чем никогда бы не осмелилась заговорить с ним, и она проявила себя как настоящая подруга. Подруга, ради которой не жалко за трое суток совершить два межконтинентальных перелета в эконом-классе, даже если только и успеешь, что спеть ей «Happy Birthday».
— Он завтра тоже будет, только попозже. Уехал за город со своей очередной девушкой, ее детьми, родителями, бабушкой и собаками. Ты же знаешь, Джефф всегда питал слабость к многолюдным семействам.
Я не успею прийти в себя после перелета, завтра мне опять лететь, а значит, все воскресенье я проведу в коматозном состоянии, почти не вставая. Рейчел запретила мне готовить для party
[3]
что-нибудь из еды: «Французы не едят. Они пьют и курят, c'est tout! Alors chérie, reste ici et fais dodo»
[4]
.
К девяти начинают собираться гости, почти каждый предварительно звонит, чтобы узнать буквенно-цифровой код двери подъезда. Что за идиотский обычай? Конечно, имя и кнопка «вызов», как в Рочестере, — это слишком просто для проклятых пожирателей улиток! (Фу, какая гадость!)
Я никого не знаю, но все очень приветливы со мной.
— А ты, должно быть, та самая Сара! Потрясающе, ты прилетела в такую даль ради Рейчел!
— Наконец-то мы встретились, Рейчел мне столько о тебе рассказывала!
— Сара! Как я рада тебя видеть!
Никто ни о чем меня не спрашивает, но все ведут себя так, будто мы всю жизнь знакомы. Какие все милые! И какой же я была дурой, когда забивала себе голову антифранцузскими стереотипами из бульварных журнальчиков вроде «Europe trip», которые громоздятся на подоконнике в ванной комнате моих родителей. Маме самой стыдно, но пройти мимо них в супермаркете она не может. Обязательно остановится и полистает. И каждый раз кассирша ловит ее за этим занятием, так что мама чувствует себя «обязанной» купить очередной журнал.
Около полуночи появляется Джеффри.
Ему бы быть актером: у него настоящий дар сценического присутствия. Он еще ни слова не произнес, а все уже толпятся вокруг, как будто мечтают получить автограф. Я почувствовала, что он пришел еще до того, как открылась дверь. У нас с ним всегда так. Между нами существует что-то вроде телепатической связи, такой сильной, что иногда страшно делается: например, мы можем одновременно думать об одном и том же, находясь на расстоянии десяти тысяч километров друг от друга. Однажды у нас даже зубы заболели одновременно, у меня в Миннесоте, а у него в Японии. Жаль, что на этом чудеса заканчиваются.
Я уже вижу, как Джефф сидит на диване. Он в центре внимания. Все смотрят ему в рот. Мужчины сознают, что проигрывают в сравнении с ним: он обладает сногсшибательной харизмой. Женщины его обожают, потому что он красив, загадочен и любезен. А еще он демократичен: для каждой найдется нежный жест и понимающий взгляд.
