Его представления о ней были вполне марксистскими: материя первична, сознание вторично — поэтому, тратя на развлечения несчитанные деньги, Нугзар никогда не напивался до бессознательного состояния, был стражем порядка в любом беспорядке и выносил на себе всю тяжесть сломленных алкоголем собутыльников. Это был подлинный чемпион круглосуточного застолья и рекордсмен мира под оливками!
Он стал моим другом сразу после короткого знакомства и остался таковым навсегда.
— Ебал Гордеевич! Вот наш столик! — раскатистым баритоном позвал входящего в зал человека сидящий позади меня жгучий брюнет в костюме «электрик».
Мы были в ресторане с дамами, и нам резала слух ненормативная лексика. Я обернулся и сказал весело улыбавшемуся кавказцу:
— Как вам не стыдно, здесь же дамы!
— Вы, наверное, имеете в виду кавказского товарища Мамедова? Ебал Гордеевич, — обратился Нугзар к подошедшему приятелю, — предъявите, пожалуйста, гражданину свой паспорт для открытого показа этим высококультурным женщинам. Которые, к сожалению, не знают не только наших горских обычаев, но и наших гордых имен!
В паспорте действительно оказалось произнесенное вслух скандальное имя! Все дружно засмеялись, и наши столики сами собой сдвинулись воедино. На прощание мы обменялись телефонами.
Шли годы застоя и застолья. Нугзар рыскал по европейской части державы в поисках честных друзей, с которыми было бы можно безнаказанно воровать у государства лимонную кислоту — стратегический компонент для фальсификации фруктово-ягодного сока.
Но большинство цеховиков-соковиков, как результат проводимой лимоново-бананным государством кампании, уже сидели на воде. И бедный (в основном значении этого слова) князь решил отсидеться тоже. Но не за привычной решеткой, а в славном городе Краснодаре с женой, детьми, тестем и тещей — более убедительного алиби у очарованного наживой странника и не могло быть!
«В грустии полной дни проходили, ночи казались исчадием тьмы». Но настоящий друг всегда придет на помощь! По первому зову я с физкультурником-культуристом Левой Циркулем вылетел на выручку узнику семьи и нечистой совести в не по-зимнему солнечный город Краснодар.
Экстренной помощи сопутствовали уважительные обстоятельства: моя жена с детьми уехала на школьные каникулы к родственникам в Москву, и я мог на всякий случай скрыть от любимой свое недолгое отсутствие.
Для приличия всласть попив домашнего вина и попев староказачьих песен с въедливым старикашкой-тестем, три товарища на старом жигуленке решили совершить короткое путешествие туда и обратно по местам недавно открывшейся боевой славы пятижды Героя Советского Союза генсека Л. И. Брежнева — на Малую землю курортного городка-героя Новороссийска. И только!
Но до этого я успел стать нудистской легендой Кубани. Остановились мы с Циркулем в гостинице «Мотель», и рано утром в день отъезда князь в сопровождении местного авторитета, седого международного вора на пенсии батоно Котэ, появился в нашем номере на первом этаже. Батоно с подачи князя охранял на общественных началах наш покой.
— Бандитский город этот Краснодар, — пугал нас Нугзар, — мой тесть, не абрек, а старый пердун, и тот в сундуке ржавую казацкую шашку держит!
Котэ по специальности владел двумя европейскими и всеми закавказскими языками. Нугзар был выпускником Плехановской академии. Я с культуристом Левой — университетчики. Поэтому иного разговора, как о доминантах, у нас и не могло состояться.
Итак, насколько же главенствующая идея превалирует в обыденной жизни над стереотипами поведения? Спорили мы под свежее пиво. Я отстаивал с таранькой на устах всеобщность сего утверждения, грузины упрекали меня в чопорной академичности. На ярком бытовом примере я взялся доказать свою правоту:
— Через пятьдесят шагов по коридору в холле за стойкой сидят администраторы, высокомерно презирающие приезжих, не могущих дать достойную взятку. Несчастные гости Кубани сидят на узлах в том же холле в ожидании чуда размещения. Их мысли и поведение обращены только на это, окружающая жизнь их вовсе не окружает — они доминантны в моем понимании, и я на пари сто к одному сейчас вам это докажу!
Пари тотчас было заключено — бутылка пива с двух грузин против пяти ящиков с моей стороны. Я разделся догола, оставшись в одних носках, вышел из комнаты, на глазах размещающихся подошел к стойке, извинился, спросил, когда можно расплатиться за номер, получил скучающий ответ и при полном оцепенении присутствующих вернулся к ошалевшим спорщикам, даже не успев покрыться от вестибюльного холода мурашками. Князь вскричал в восхищении:
— Котэ, батоно, как же нужно знать предмет, чтобы так отлично сдавать по нему экзамены! Ты, наверное, подумал, что мой друг Валодия — цинический хулиган, а он кандидат математических наук, профессор, и это — его доминанта!
— Он всего Пушкина наизусть знает, — тотчас польстил мне Нугзар, — а в Арзрум не путешествовал, а? Стыдно, Валодия, ой как стыдно!
— Но Арзрум — это в Армении! Ты же грузинский патриот, у вас с армянами война в анекдотах нескончаемая!
— Я не такой културный товарищ, как ты и Лева, всего Пушкина не до конца читал, но в этой книжке — все про Грузию, и с правильной точки зрения великого русского человека. Поехали, генацвале, уже недалеко, по пушкинским местам — все не покажу, но хаши покушаем, а?
Нашей первой остановкой был погранпост на въезде в винодельческий совхоз «Абрау-Дюрсо», на мое удивление давящий лозу прямо на черноморской границе родины. Видимо, из-за кромешной темноты пограничники приняли врученную им хрустящую трехрублевку за официальный пропуск и запустили честную компанию в запретную зону.
В Абрау мы тотчас нашли замдиректора Тенгиза, быстро отдегустировали слабоалкогольную продукцию, а уже под утро остановились на базаре поселка Лазаревское, где в этот ранний час бойкой торговли не было. Преждевременно явившийся с мешком мандаринов похмельный инвалид сразу же после нашего отказа приобрести у него за бутылку оптом весь субтропический товар поднял дикий скандал по приписываемому нам скопом кавказскому национальному признаку. Буйство слов убогий сопровождал прицельным мандаринометанием ненужного теперь товара.
Смиренный Нугзар для успокоения нервного инвалида забрал у него мешок раздора, повесил на забор, на высоту, недосягаемую для остальных участников драмы, и только поучительно сказал:
— Дед, знаешь лиса и виноград? Будет — козел и мандарины! — как к нему на плечи прямо через забор перемахнул вооруженный настоящим пистолетом гражданин в штатском, через десять минут после нашего ареста оказавшийся начальником местного угрозыска капитаном Балыченко. В надевании наручников ему ловко ассистировал стажер-практикант Мансур.
Доставленные в участок за нарушение общественного порядка, мы были обысканы. В результате чего на столе капитана оказались наши носовые платки и кучка денег, в основном принадлежавшая замдиректору Тенгизу.
Начальник угро на носовые платки не обращал никакого внимания, а князю сразу сказал, что его фотография на паспорте принадлежит другому человеку. И был по-своему прав — за двое суток у небритого Нугзара на носу выросла такая густая щетина, что он не был похож не только на человека с паспорта, но и на человека вообще!
