Это было строго, но полезно. Сэнсэй нашел-таки сутру, тонкая рисовая бумага которой непомерно разбухла от воды.
Потом в течение трех месяцев после каждой церемонии, до и после завтрака Нитидацу Фудзии перед всеми монахами выговаривал Тэрасаве-сэнсэю за тот случай. Точно так же он выговаривал ему в Англии по поводу приготовления пищи, ибо, готовя пищу, обучаются тому, как учить других. Учитель был столь пристрастен еще только к Марияме-сёнину, который жил в ашраме Ганди.
Сэнсэй подытожил: когда учитель ругает ученика, кричит на него, то он облегчает тем самым последствия дурной кармы ученика, накопленной в прошлых жизнях…
После той 21-дневной практики Тэрасаве-сэнсэю рано утром на окраине Покхары приснился сон, в котором он за руку уводил Нитидацу Фудзии от ступы, строившейся на горе. Сон сбылся через три года, когда деятельность Ниппондзан Мёходзи была запрещена в Индии и Непале. Индуистская верхушка была тому причиной.
В Непале запретить было просто – указом короля. А в демократической Индии индуисты стали давить на правительство, ссылаясь на то, что к ордену присоединились неприкасаемые, составляющие треть всего населения. Их движение за равные права называется также «необуддизмом». Оно началось после поездки доктора Амбедкара в Америку (где он, как я могу домыслить, познакомился с движением индейцев). Всего восемь месяцев прожил Амбедкар после того, как началось это движение. Его отравила жена… Оставшись без лидера, «новые буддисты» и обратились за руководством к преподобному Нитидацу Фудзии. Он колебался: среди «необуддистов» затесались и непорядочные люди, – но все же согласился. В Бомбее стали проходить многотысячные демонстрации с участием монахов Ниппондзан Мёходзи, когда неприкасаемые произносили «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё», ударяя ложками о тарелки. Однако тысячи неприкасаемых не могли удержаться и устроили беспорядки. Кроме того, в храмах ордена стало собираться много молодежи, курившей марихуану. Никто из монахов не препятствовал этому, считая это личным делом каждого. Но в результате Ниппондзан Мёходзи был запрещен и в Индии.
Тем не менее, индуистские ненавистники, нанесшие удар по возрождению буддизма в Индии, оказались «добрыми знакомыми», наподобие того, как Девадатта, сам того не желая, оказался помощником Будды. Ибо тогда Нитидацу Фудзии и Тэрасава-сэнсэй впервые поехали в Европу. До того они полагали, что важно практиковать только в Индии. А практика Ниппондзан Мёходзи в Европе помогла завершению «холодной войны».
Еще до конца «холодной войны», но уже при Горбачеве Сэнсэй приехал из Англии в Москву и три часа молился, ударяя в барабан, на Красной площади. Никто не мешал ему! Это устроил Юрий Бухаев, работавший тогда в Центральном духовном управлении буддистов СССР. После той молитвы Горбачев неожиданно пригласил Тэрасаву-сэнсэя на встречу, где Сэнсэй вручил ему шариру. И ведь вскоре Горбачев остановил «холодную войну»!
После того Тэрасава-сэнсэй приезжал в Москву во время путча в 1991 году. С ним опять была шарира, которую он поставил в номере гостиницы «Украина», как раз напротив Белого Дома. И путч тоже был остановлен!
Тогда Сэнсэй решил надолго остаться в Советском Союзе. И вот теперь здесь, где Сэнсэю приснился такой важный сон, оказались мы, его ученики из бывшего СССР.
И еще Тэрасава-сэнсэй дал наставление, чтобы мы барабанили в наивозможно замедленном ритме, чтобы сознание было расслабленным, а каждый слог «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё» произносился полной грудью. Помнить это особенно важно во время такой продолжительной молитвы. Тогда будет самадхи, а не кайф, наподобие наркотического, который сбивает людей в стадо, облегчающее получение кайфа. Стадо превращает одинокий Путь каждого бодхисаттвы в «заединщину» самой обыкновенной организации, наподобие политической партии, где есть начальники и исполнители и где все делают всё вместе.
К сожалению, сказал Сэнсэй, этим стал грешить орден Ниппондзан Мёходзи, когда остался без своего основателя – преподобного Нитидацу Фудзии. Причем он превращается в мирскую организацию непосредственно из-за того, что изменилась манера пения молитвы. Пение стало учащенным, со странными мелодиями, словно бы в трансе от марихуаны… Это все больше удаляет людей от истинного, глубокого духовного Пути, и им, продолжая находиться вместе, не остается ничего другого, как превращаться в нечто наподобие партии.
1 декабря 1996 г. Вот и наступил первый день Рохачи-сессин
[90]
. Мы готовы не есть и не пить три дня, а потом, после однодневного перерыва, еще два. Подъем в пять утра. Заканчивается молитва в пять часов вечера, когда уже темно.
Сегодня весь день приходили дети. Они садятся впереди всех и бьют в барабаны, стопка которых лежит за большой статуей Будды справа от алтаря. Вспомнилась сцена из Евангелия, где дети тоже оказались впереди всех, поближе к Христу; кто-то возмутился их поведением, а Он сказал: «Не прогоняйте детей, ибо их есть Царствие Небесное». И никто сегодня их не прогонял от алтаря. Только один взрослый непалец попробовал было, уселся на их место, побарабанил да ушел – и дети сразу вернулись…
Когда дети брали ручные барабаны, Тэрасава-сэнсэй кивал им и нарочно далеко, чтобы было видно, выставлял руку с палочкой перед каждым ударом в свой барабан. Дети вскоре входили в общий ритм. Чувствуется, что им ужасно нравится такая «игра». Может быть, у них и не пробудилась еще глубокая, серьезная вера, но благодаря тому, что наша молитва не является чем-то постным, а отвечает чисто детскому желанию поиграть, дети легко могут пробудить в себе глубокие мысли и веру.
Я ощутил, что церемония, молитва, особенно такая продолжительная, является даянием, нашим подношением Будде, о котором напоминает находящийся прямо перед нашим взором алтарь. Даяние важно, ибо оно лежит в основе служения другим. Даяние изменяет мир к лучшему. Свое даяние мы направляем Будде, чтобы осознать несовершенство, недостаточность нашего служения: ведь Будда дал нам заведомо больше того, что мы можем ему лишь возвратить, но возвратить – это не значит дать в чистом виде. Даяние в виде уплаты долга стоит на втором месте после низшей формы даяния – такого, которое делают, когда боятся наказания. Будда подробно разбирает ступени даяний в Сутре о Заповедях Упасаки. На третьей, еще более высокой ступени находится даяние не из страха и не из чувства долга, но с расчетом получить что-то взамен. И только на четвертой ступени появляется наивысшая форма даяния – даяние чистое, без страха, без долга, без расчета, сострадательное даяние. Его способен совершать только Будда…
В 7-й главе Лотосовой сутры боги-цари Неба Брахмы
[91]
говорят: «Возвращаем наши жизни Почитаемому В Мирах». Так они хотят исчерпать даяние, ограниченное только благодарностью, они платят максимальную цену, чтобы приблизиться к Будде в совершенстве даяния и начать давать так же, как Будда, то есть исходя из свободы и сострадания.
