Так же, как и у самого Махатмы Ганди. Но не у его неудачных последователей. Например, Веноба-джи первым делом спрашивал подобных гостей, почему они заранее не известили, что придут. Думаю, многие искренние порывы индусов погасли из-за этого. Ну что ему стоило просто промолчать и улыбнуться гостю, как это делал Ганди, который говорил, что способность от души улыбнуться при любых обстоятельствах отличает истинного мудреца!
29 ноября 1998 г., воскресенье. Однако зима. Утром изо рта идет пар. А вода в колонке теплая: земля за ночь не успевает остыть. Днем воздух прогревается до плюс двадцати. Вообще-то, по московским меркам это лето.
Вчера перед сном, когда уже легли, неожиданно для самих себя стали вспоминать русские и украинские песни, и получился целый концерт – подношение приютившим нас жителям деревни. А еще это наш «ответ» бханте-джи, неизменно исполняющим громкие молитвы посреди ночи, когда всем так хочется спать.
Оказывается, многие из деревень, через которые мы проходим, населены кастой неприкасаемых, то есть отверженных, другие касты категорически не хотят общаться с ними
[102]
. Им очень трудно найти свое место в социуме, и буддизм – один из немногих способов их самоидентификации. Целые села становились буддистами благодаря нашему появлению. Ведь по традиции это невозможно сделать самим, без присутствия монахов. Вот одна из причин, почему нам здесь так рады.
1 декабря 1998 г., вторник. Забавно, когда мы проходим, ударяя в барабаны, мимо коров и волов, они автоматически испражняются от испуга, а некоторые начинают метаться, отрывают привязь и уносятся прочь. Заметив это, мы стали тише стучать возле них.
В отличие от городских «лысых» домов, хижины здесь «с прической» из соломы на крышах.
Итак, деревня Джагираха. Ночевали в строении на краю широкого поля, посреди которого круг из кирпичей обозначает место, где ночевал Будда по дороге в Кушинагар. Об этом рассказал учитель местной школы, проезжавший мимо нашего марша на велосипеде. Мы не могли не остановиться здесь, хотя еще была середина дня и можно было бы пройти еще несколько километров.
Позже выяснилось, что об историческом значении места повествует и каменная плита у дороги, проходящей через деревню. Правда, плита упала вниз надписью и уже основательно вросла в землю. Но нам дали ломик, и, подкопав плиту, мы все вместе вернули ее в вертикальное положение.
Вот еще одно подтверждение того, как нелегко дается возвращение в Индию памяти о Будде. Хотя около пятидесяти лет назад эту плиту поставили, но, видимо, из-за того, что здесь почти не бывает туристов, никто о ней не заботился. Получается, индийцы еще не начали ценить Учение Будды само по себе, без коммерческой составляющей…
Придя на поле, мы легли прямо на траву, поставив алтарь в центр круга из кирпичей. Я заснул, утонув в чистом небе, которое ближе к вечеру стало уже не таким ярким и перестало резать глаза. Когда смотришь на небо лежа навзничь, оно становится продолжением твоего лба, стирая разницу между внешним и внутренним миром. Теперь понятно, почему религии всю психологическую реальность помещают именно на небо, населяя его божествами…
Когда проснулся, почему-то стало грустно. На закате мы совершили молитву, и я пожелал, чтобы солнышко в тот самый момент, как исчезнет за горизонтом здесь, передало от меня привет вам в Москве, где вы еще будете его видеть.
Вчера у меня был день рождения. Мы отметили его в Наванагаре, впервые за время пешего шествия сделав покупки. Набрали мандаринов, яблок и бананов. От фруктов мы успели отвыкнуть, так что это был настоящий праздник.
А сегодня трапеза наша попроще: длинная белая редька мули да сату – шарики, слепленные из горохового порошка, разведенного в воде. На сладкое – сухой давленый рис. Его не варят. Зернышки расплющены до тонких пластинок, которые едят, просто залив водой и засыпав сахаром. В особых случаях заливают не водой, а дахи – кефиром.
По многочисленным проповедям, которые Тэрасава-сэнсэй произносит перед индийскими крестьянами, потихоньку изучаю хинди. Например, «родители» будут «мамбаб», а «слушаться родителей» – «мамбабка пичипичи». Смешной язык!
К слову, о языке. Индусы не воспринимают отказ и сами не умеют отказывать. Когда им прямо отвечаешь, что тебе в принципе непонятно, что они говорят, они относятся к этому как к шутке и продолжают объясняться с еще большим вдохновением: авось дотумкаешь. Если же они сами не понимают тебя или у них нет того, что ты просишь, они никогда в этом не признаются, до последнего будут предлагать какие угодно варианты ответов, доходя до абсурда, только бы не отказать. Так Тимур пришел в аптеку купить вату и какое-то лекарство. Вату ему дали, а вот лекарства в аптеке не оказалось, но, вместо того чтобы прямо сообщить об этом, фармацевт стал предлагать Тимуру чуть ли не весь ассортимент, какой у него был, включая ту же вату. Впрочем, может быть, он просто не понял названия лекарства, и тогда его поведение было вполне логичным: если не по названию, то по виду из выложенных на прилавок лекарств Тимур мог выбрать нужное. По-моему, это гораздо лучше привычки наших продавцов с удовольствием отказывать, в результате чего родился советский анекдот о гномике, который приходит в магазин и спрашивает: «Сметана есть?», а после грубого ответа: «Нет!» – бросает в сердцах: «Так вам и надо!».
3 декабря 1998 г., четверг. Шли допоздна. Уже наступили сумерки, а с ночлегом не было никакой ясности. Сэнсэй разнервничался: мы оказались в каком-то городе, где кроме гостиницы остановиться совершенно негде. Но в гостиницу мы не хотим селиться принципиально – наше странствие проходит в древней традиции монахов, целиком живущих на подаяние. В этом смысле многолюдные равнодушные города совершенно не подходят. К тому же в них, в отличие от деревень, очень грязно.
Пандит в квадратных очках, идущий с нами от Вайшали, мы его еще называем «историк», одновременно и помогает, и мешает нам. Сэнсэй говорит, это типичный индийский интеллигент. Этот человек постоянно хочет, чтобы его оценили, вмешивается; например, когда Тэрасава-сэнсэй начинает говорить проповедь, пандит отводит главного слушателя в сторону и берется объяснять цели нашего марша на свой лад.
Вместе с тем пандит последнее время очень помогает нам, по крайней мере, организацией ночлега. А сегодня он совершенно ничего не подготовил. Утром он уже попрощался с нами, но потом почему-то продолжил идти вместе со всеми. В конце концов, когда в полной темноте мы подошли к какому-то индуистскому храму, Сэнсэй сделал пандиту самый строгий из всех выговоров, какие он делал ему за все время нашего марша.
Неожиданно из храма подоспела помощь. К нам вышел настоятель – «саду», старичок, божий одуванчик; он сильно отличается от встречавшихся нам до этого пузатых и бородатых индуистских священников. Настоятель отнесся к нам очень почтительно и рассказал, что еще утром почувствовал, что сегодня его посетит нечто святое, и поэтому прибрал вокруг храма. Действительно, посреди ужасающей городской грязи территория храма выглядит необыкновенно чистой.
