Ребята из Северной башни успели продать.
4
По небу, как ряженка, размазан снег, развешены бело-розовые зефирные тени. Из-за снега улица похожа на круглый тоннель с отслаивающимися стенками. На окне второго этажа стоит тихая собака и смотрит на меня из своей полутемной комнаты. Аукает вдогонку сигнализация.
Еду брать интервью: пивовар Амур Уваров, генеральный директор самого большого пивного завода в городе. Выйдешь из метро, подпрыгнешь, и тогда видно: за большими домами, на горе, огромная алюминиевая банка. Сейчас я ее вскрою: шкряпссс…
В маршрутке включаю диктофон, потому что сзади двое начинают разбалтывать конфиденциальную информацию.
– А в том году на Новый год «семерку» давали, а в этом году будут давать какую-то вишневую бодягу.
– Коктейль для вечеринок называется.
– Ящик вишневого дерьма для вечеринок. Что я с ним делать буду?
– Ванну чистить можно… напузырить на тряпочку… ржавчину хорошо счищает…
Маршрутка ползет в гору. Город разворачивается внизу, расчерченный проспектами, как пирог.
Меня приглашают в кабинет за стеклянными дверями. Пивовара заметно не сразу: сливается с обстановкой. Окна высоко над полом, в них снежное небо и огни взлетающих самолетов.
– Водочники душат нас, – говорит пивовар Амур Уваров и начинает раскрывать на себе клетчатую рубашку. – Душат! Они запретили показывать в рекламе животных до тридцати пяти лет. Да ящерицы вообще столько не живут! Только медведи и аллигаторы. А мы не аллигаторы…
– Может, это не так уж и плохо, – говорю я сочувственно.
– То ли дело у йогуртов. Живые йогуртовые культуры. Сколько простора для воображения. В одной капле йогурта содержится двести пятьдесят тысяч полезных бактерий. А одна капля никотина убивает лошадь. Сколько простора! Проклятые водочники. Ведь если пересчитать бактерии на градусы… то йогурт – как раз водка и есть!
– А пиво? – пытаюсь понять я.
– Вот именно! – в том-то все и дело, что пиво оказывается ни при чем! Ты когда-нибудь пробовал налить водку в пластмассовый стаканчик?
– Ничего особенного.
– Вот то-то. Вернее, не должно быть ничего особенного. А от их водки стаканчик скукоживается и сплющивается…
– От чьей водки? – я пытаюсь предупредить неприятные ассоциации.
– От водки «Хрусталл». Ее Генрих Эдирбаджет лоббирует, – злобно улыбается пивовар Амур Уваров. – Депутат. Бьет свою жену. Его купили водочники.
В глазах моего собеседника это равные преступления.
– У-у, бактерия, – продолжает он меж тем. – Он по демпинговым ценам сбрасывал водку на рынок, спаивая народ перед выборами. Уж конечно, кому выгодно, чтобы пошлины на алюминиевую банку были повышены до сорока центов? Кому?
– Ему! – догадываюсь я. – Эдирбаджету!
– Точно! – кивает пивовар, перегибается ко мне через стол и с тихой откровенностью спрашивает: – Ведь ты пьешь наше пиво?
– Я лоялен вашей марке, – отвечаю я. – Пью только ваше пиво утром, в обед и вечером.
– Из алюминиевой банки?
– Из алюминиевой.
– Тогда открою тебе страшную тайну. Эдирбаджет пролоббировал рост пошлин на алюминиевую банку до сорока центов. Он ужасный человек. Он спаивает нацию.
– А попадаются ли, – спрашиваю, – в петербургском бизнес-сообществе честные люди?
– Ну конечно же, они попадаются… Нет, точнее будет сказать, что они есть. Прежде всего… это, разумеется, руководство нашей компании. Некоторые из моих коллег-пивоваров. Ну и кроме того Александр Арефьев, – добавляет он безапелляционно.
– А кто он такой?
– Директор строительной компании «Эрос и Фемис», – отвечает пивовар. – Я имел с ним дело, он ведь тоже использует алюминиевую банку в своем строительстве.
– Алюминиевую банку? В строительстве?
– Почему бы и нет – пивовар неуверенно косится в окно, где взлетают самолеты. – Вон, – показывает он, – они ведь тоже из алюминия. Хотя и считаются недвижимостью… Я хочу, чтобы ты написал об этом. Я дарю тебе ящик нашего нового вишневого коктейля для вечеринок. Он очень хорошо продается. В этом семестре подъем продаж составит тридцать шесть и шесть десятых процента.
– Да, рынок не лихорадит, – говорю. – А нельзя ли вместо ящика вишневого коктейля ящик «семерки»?
– Что вы, – поспешно машет рукой пивовар Амур Уваров. – «Семерки» – это вчерашний день. А вишневый коктейль… он такой ликвидный.
Я дотаскиваю ящик с ликвидно-вишневым коктейлем для вечеринок до края горы. Сажусь на него и еду вниз. Вокруг уже совсем темно. Нацеливаюсь на вход в метро. Не останавливаясь, пролетаю через вертушку, сминая все на своем пути. Ускоряясь, грохочу по эскалатору. Алюминиевые банки с вишневым коктейлем для вечеринок мнутся, шипят и оставляют за мной красный липкий след.
5
Генрих Эдирбаджет высокий статный мужчина. Пережил два покушения; взгляд внутрь. Прядь волос, налипшая на лоб. Графики, графики. Генрих Эдирбаджет намазывает на хлеб плавленый сырок. Это – для истории.
– Да, я продолжаю настаивать на том, – говорит Эдирбаджет, – что пиво ужасно вредно. Его придумали египтяне, прародители магии, оккультизма и неразборчивого демонопоклонничества. Водка – это напиток для одухотворенных людей. Для людей, которым важна духовность. А пиво? Пивной бунт в Мюнхене…
Эдирбаджет некоторое время смотрит на меня бессмысленными голубыми глазами.
– В Мюнхене, – повторяет он. – Они выбрали Гитлера. Я борюсь с пивными компаниями. Вы знаете, что такое пиво?
– Понятия не имею, – отрекаюсь я.
Генрих Эдирбаджет встает, идет к форточке и выкидывает туда свой бутерброд.
– Пиво будит самое темное и чудовищное в глубинах подсознания. Недаром накачиваются пивом панки, байкеры и футбольные фанаты. Наконец, во что Господь претворил воду в Кане Галилейской? В пиво? Нет, в отличное чистое вино. Пили ли Господь и его ученики пиво? Не думаю. Химия, сплошная химия, – шепчет он. – Пивовары хотят меня отравить. Вот попробуйте этот чай.
Я отхлебываю. Чай и впрямь имеет странный привкус. Похоже на вишневый коктейль для вечеринок.
– Я многократно сравнивал пивное похмелье с водочным, – говорит Эдирбаджет, берет у меня чай и, глядя на меня, пьет. – Человек, который выпил водки, мирно засыпает. А человек, напившийся пива, еще долго может орать фашистские лозунги. Не все хотят это признать. Некоторые замалчивают. Самый большой риск – быть честным. Я разрешил им давать мне деньги, потому что эти деньги все равно ничего не стоят. Они лежат у меня тут, – Эдирбаджет распахивает шкаф, оттуда валятся пачки долларов. – Хотите, возьмите немного, – предлагает он.
