– Почему бы тебе самому не позвонить ей?
Босх свернул на бульвар Вентура и поехал в сторону Кахуэнга-пасс.
– Потому что она твоя, Чу. Звони ей, посылай эсэмэски или электронные письма и передай слово в слово то, что я тебе сказал.
– Она захочет больше. Это общие слова, а ей нужны, как она выражается, говорящие детали.
Босх на мгновение задумался.
– Скажи, что в том номере, откуда выпрыгнул Ирвинг, он двадцать лет назад провел свою первую брачную ночь.
– Это уже хорошо. Это ей понравится. Что еще?
– Больше ничего. Вполне достаточно.
– А почему надо звонить сейчас? Почему не утром?
– Потому что, если материал пойдет в утренний выпуск, трудно будет что-либо изменить. Перестраховываюсь. Хитроумная интрига, Чу. Вывод, что произошло самоубийство, не обрадует члена муниципального совета. И нашего шефа тоже не обрадует.
– Но это правда?
– Да, правда. А правда всегда выплывает наружу. Скажи Гони-Гони, если сделает все как надо, получит продолжение.
– Какое продолжение?
– Узнаешь позже. Пока займись этим. У твоей журналистки установлен крайний срок подачи материала.
– Что, так всегда и будет? Ты говоришь мне, что и когда делать, а я и слова сказать не могу?
– Скажешь, Чу. Своему новому напарнику.
Босх закрыл телефон и остаток пути размышлял над тем, чему сам дал толчок. При помощи газеты, Ирвинга и Чу.
Это был рискованный ход, и Гарри невольно подумал, что совершает его, потому что запутался в расследовании и сильно уклонился от правильного курса. И теперь наказывает то ли себя, то ли тех, кто сбил его с пути.
Когда Гарри поднимался по Вудро-Вильсон-драйв, направляясь к дому, телефон снова просигналил. Он решил, что это Чу – хочет доложить, что сделал звонок и материал появится в утреннем выпуске «Таймс». Но это был не Чу.
– Анна, я сейчас занят.
– О, а я думала, нам удастся поговорить.
– Я один и несколько минут у меня есть, но я на работе.
– На месте преступления?
– Скорее, снимаю показания. Что ты хотела?
– Во-первых, поинтересоваться, нет ли чего-нибудь нового по делу Клейтона Пелла. Он каждый раз, когда видит меня, спрашивает. Хорошо, если бы я смогла что-то ответить ему.
– Ничего реального. Дело вроде как заморожено, пока я занимался другим расследованием. Но другое расследование подходит к концу, и вскоре я вернусь к делу Пелла. Так и передай ему. Мы найдем Чилтона Харди. Гарантирую.
– Это отрадно, Гарри.
– О чем еще ты хотела поговорить со мной?
Босх знал, но поскольку позвонила Анна, ей следовало сказать самой.
– О нас, Гарри. Понимаю, разговорами о сыне я испортила наши отношения. Извини меня за это. Надеюсь, не все потеряно и мы снова с тобой увидимся.
Босх остановился перед домом. Мэдди не погасила свет на крыльце. Он остался в машине.
– Видишь ли, Анна, у меня завал с работой: на мне два дела, и я пытаюсь расследовать оба одновременно. Давай поговорим о наших отношениях в выходные или в начале следующей недели. Я позвоню тебе, или ты мне позвони, если захочешь.
– Хорошо, Гарри, поговорим на следующей неделе.
– Ладно, Анна. Спокойной ночи и приятных выходных.
Он открыл дверцу и почти вывалился из машины – настолько устал. Ноша знаний давила тяжким грузом. Босху хотелось одного: провалиться в черный сон, где никто не потревожит его.
31
Утром в пятницу он поздно пришел на работу. Дочь долго копалась, собираясь в школу, и Босх тоже задержался. И когда появился в отделе нераскрытых преступлений и направился в свой закуток, все сотрудники были уже на местах. Гарри сразу почувствовал, что хотя на него открыто не смотрят, но украдкой провожают глазами. Он понял, что в утреннем номере «Таймс» появилась статья, материал для которой он наговорил Дэвиду Чу, чтобы тот скормил его Эмили Гомез-Гонзмарт. Заходя в свой отсек, Гарри бросил взгляд в сторону кабинета лейтенанта – дверь была закрыта, и жалюзи опущены. Гейл либо опоздала, либо пряталась.
На столе его ждал номер «Таймс» – услуга напарника.
– Еще не видел? – спросил Чу со своего места.
– Нет, я не получаю «Таймс».
Босх сел и поставил портфель рядом с креслом. Ему не пришлось листать газету в поисках материала. Статью опубликовали слева в подвале на первой странице заголовок гласил:
«Полицейское управление Лос-Анджелеса: установлено, что смерть сына члена муниципального совета последовала в результате самоубийства».
Рядом с подписью Гони-Гони стояла другая – некоего Тэда Хэммингса, репортера, о котором Босх никогда не слышал. Он уже собирался прочитать статью, когда зазвонил телефон. Это был Тим Марциа, «кнут» отдела.
– Гарри, тебя и Чу срочно вызывают в кабинет шефа. Лейтенант уже там, ждет вас.
– Я надеялся выпить чашку кофе, но, пожалуй, надо двигать.
– Да уж, я бы не задерживался. Удачи тебе. Слышал, член муниципального совета где-то в здании.
– Спасибо за информацию. – Босх поднялся и повернулся к Чу, который в это время говорил по телефону. Указал на потолок, давая понять, что их вызывают наверх. Напарник понял сигнал и, встав, схватил со спинки стула спортивную куртку.
– К шефу? – спросил он.
– Да. Нас ждут.
– Как нам вести себя?
– Как можно меньше говори. Отвечать на вопросы буду я. Если ты с чем-то из того, что я скажу, не согласишься, не показывай этого. Просто соглашайся.
– Как прикажешь, Гарри.
Босх расслышал сарказм в голосе напарника.
– Вот именно – как прикажу.
На этом обсуждение закончилось. Они молча поднялись на лифте, а когда оказались в приемной начальника полиции, их сразу препроводили в зал заседаний, где ждал шеф. Никогда Босху не удавалось так быстро добиваться аудиенции у начальства, не говоря уж о самом главном человеке в управлении.
Зал заседаний больше напоминал помещение городской юридической фирмы. Длинный полированный стол, застекленная стена с видом на центр. Во главе стола сидел начальник полиции, по его правую руку – Киз Райдер. Три стула по одну сторону занимали Ирвин Ирвинг и два человека из его команды.
Напротив спиной к окну сидела лейтенант Дюваль. Она дала знак Босху и Чу занять места рядом. Восемь человек, отметил Босх, а сошлись вместе по поводу одного самоубийства. И никому в этом здании нет дела до Лили Прайс, умершей двадцать лет назад, и до Чилтона Харди, который все это время разгуливал на свободе.
